регу: там специально расставлены деревянные кресла и лавки.
— Отчего же так? — удивился герцог. — Почему не в храме или где-нибудь во дворце под крышей?
— Слишком много народу съехалось. Архиепископов и епископов из Италии, Франции, Бургундии и Германии — более четырех тысяч. А мирян — в десять раз поболее. Все хотят услышать, как понтифик призовет народы Европы на Крестовый поход.
— Господи, и мне придется выступать на глазах у этой толпы?! — побледнела императрица. — Обвинять Генриха? Открывать подноготную? Никогда. Ни за что на свете!
— Что вы, что вы, душенька, отступать нельзя, — живо возразила Матильда. — Ваш отказ будет истолкован неверно. Повлечет ненужные сплетни и усугубит ситуацию. Да и Генрих получит повод лишний раз позлорадствовать. Умоляю вас, проявите твердость!
— Нет, не знаю, не знаю... Мне ужасно не по себе...
1 марта 1095 года было солнечным и безветренным.
Берег По зеленел молодой травой. Где-то высоко в поднебесье раздавалась песня ликовавшего от весны жаворонка. Вся обширная долина в окрестностях города, ровная близ реки и затем круто поднимавшаяся к Пьяченце, создавала тем самым уникальный естественный амфитеатр колоссальных размеров, — шевелилась, как муравьиная куча, столько народу собралось! На низинной части были расставлены кресла с подушками: там устроились иерархи церкви; среди них преобладали фиолетовые и красные цвета сутан, с небольшими вкраплениями черного. Остальные зрители и зеваки занимали возвышенность, разместившись на лавках и складных стульях или подстелив на землю попоны. Городская стража наблюдала за тем, чтобы не было сутолоки и драк. Предприимчивые торговцы продавали булочки, пирожки, прохладительные напитки и пиво. Словом, как у нас на футбольных матчах...
«Папа! Папа!» — разнеслось по рядам. В окружении кардиналов появился Урбан — в белых, расшитых золотом длинных одеждах и высокой тиаре — папской короне, надевавшейся в торжественных случаях (а во время богослужений ее заменяла митра). Первосвященника подвели к огромному трону, установленному в центре импровизированного «партера». Обернувшись к собравшимся, римский понтифик не спеша произнес напутственную молитву и провозгласил церковный собор открытым.
Первый час обсуждения был для зрителей скучноват: говорили о том, как в отдельных епархиях соблюдаются законы, принятые прежним Папой Григорием VII, — о безбрачии католических священнослужителей, о владении монастырями землей, о соотношении светской и духовной властей. Наконец Урбан перешел ко второму вопросу — рассмотрению жалобы, поданной ему Адельгейдой. Попросил одного из немецких епископов зачитать официальные грамоты — собственно жалобу и решение собора в Констанце. Два германских архиепископа, также приехавшие в Пьяченцу, подтвердили подлинность решения и добавили от себя: Генриха IV отлучали от власти и раньше, но безрезультатно. Но теперь, после вскрывшихся фактов вероотступничества и сатанизма, надо добиться реального смещения самодержца. А архиепископ Базельский прямо указал, что считает необходимым передать престол королю Италии — Конраду.
Папа пригласил государыню выйти в центр.
Евпраксия — маленькая, хрупкая, в темном одеянии, оттенявшем бледность ее лица, — встала с кресла и предстала перед народом, чуточку потупившись. По рядам пробежали реплики: «Да она премилая», «Из каких славян — полька или русская?», «Говорили, что Генрих ежедневно стегал ее плеткой», «Вот бедняжка!».
Урбан задал первый вопрос:
— Можете ли вы, ваше императорское величество, утверждать, что ваш первый муж, Генрих фон Штаде по прозвищу Длинный, маркграф Нордмарки, был отравлен по приказу его величества Генриха Четвертого?
Государыня покачала головой отрицательно:
— Я могу лишь предполагать... Подозрительно совпадение двух смертей: прежней императрицы и моего супруга. Словно по заказу. Вскоре после этого император сделал мне предложение...
— Значит, вы согласились выйти замуж за кесаря, будучи еще в трауре?
— Да, но поставила условие: обручение через год, не раньше. Так оно и произошло.
— Вы решили выйти за него по душевной склонности?
— Безусловно.
— А когда вы поняли, что любите монарха?
— С самой первой встречи. Просто я боялась в этом себе признаться.
— А когда вы увиделись впервые? И где?
— В Кведлинбурге, в монастыре, где я обучалась, переехав в Германию из Киева.
— То есть до замужества с маркграфом Генрихом Длинным?
— Получается, что так.
— Значит, вы любили императора, выйдя за другого?