Выбрать главу

Квинсу.

На углу Квинс-бульвара и 90-й стрит стоит ларек, а в нем орехи, фисташки, газеты.

Много ли нужно праздношатающемуся? Продавец в белой полотняной рубахе до колен, белых, похожих на солдатские кальсоны, штанах. Он доброжелателен и учтив, лучезарная

улыбка под черными, как смоль, усами, такие же густые волнистые волосы, сильно горбатый

нос - где-то я уже видел его.

Купил у него мешочек очищенного арахиса, остановился рядом, благо других

покупателей не было, и мы постепенно разговорились.

По одежке признал я в нем афганца и не ошибся: он родом из Кундуза, сбежал оттуда

в 1983 году. А за три года до того, в 80-м, пришли в Кундуз шурави-аскеры, убили его отца и

брата, а ему удалось убежать.

Шурави-аскеры - это мы, советские солдаты. Восьмидесятый год, Кундуз - да, это

были мы. Десантно- штурмовая бригада, мы опекали этот район. И вдруг вспомнил, где мог

видеть этого парня.

... Лунная ночь в Кундузе. Тишина. Разведвзвод окружает два дома: по агентурным

сведениям, там душманы. Ведет нас афганец-активист (я их про себя называл полицаями -

очень похожи).

Кроме разведчиков, начальство добавило во взвод меня как доктора и Семку

Файнштейна, молоденького прапорщика-связиста. Впрочем, Семка сам напросился: надоело

сутками сидеть на центральном КП и выслушивать бесконечные подколки насчет успешной

войны в тылу.

Мы с Семкой обходим дом слева, а разведчики уже ворвались в центральные ворота, слышны крики, стрельба.

Вдруг из-за угла выскочил парень лет восемнадцати, в чалме, весь в белом, с

пистолетом в руке. Он с ходу пальнул по нам и лихо перепрыгнул через двухметровый

дувал. От неожиданности мы чуть промедлили, уже вдогонку послали несколько очередей и, конечно же, промазали - слышен был удаляющийся стук каблуков. Ну что тут поделаешь, если я не Сталлоне, а Семка даже отдаленно не напоминает Шварценеггера. Лезть на дувал

не очень-то хотелось: черт с ним, одним "духом" больше, одним меньше.

Я всматриваюсь в лицо афганца: он или нет? Черт его знает, было ведь 14 лет назад, да еще ночью. И видел-то я его секунд пять, не больше. Если бы больше - одному из нас не

жить! Он безмятежно улыбается, я улыбаюсь ему - ну до чего ж похож!

На следующий день мы с Иосси сидим в офисе, ребята дремлют в своих машинах.

Звонков нет. Видно, евреи после Иом-Кипура и сурового поста наелись и спят, им не до

поездок.

- Иосси, как же так? А, Иосси? Я стрелял в него, он стрелял в меня, а теперь он

продает мне фисташки и улыбается! Что за неразборчивая страна! Вот, скажем, вьетнамцы и

корейцы - они ж воевали с Америкой ! А в Нью Йорке полно и тех и других. И черт знает, кого здесь только нет! Это ж пороховой погреб, а не страна!

- Май фрэнд! Это фри кантри, свободный страна! Ты удрал от своѐ правительство, он

удрал от тебя и твоих друзей. Вы оба беженцы - ферштейн? Если б ты приехал одновременно

с ним , могли в одном классе учить английский и даже сидеть на одной парте, и был бы у

вас один на двоих учебник английского! Как у меня когда-то: я ходил в эту школу вместе с

арабами. Это фри кантри, май фрэнд. Все есть равны. А когда кто-нибудь чуть-чуть равнее

других - это уже есть социализм, мой друг. Он продал тебе фисташки - все о’кей. Если он

вдруг убьет тебя, будут разбираться и, скорее всего, его посадят. Но учтут, что ты и твои

друзья убили его родных. Это фри кантри, май фрэнд, и к этому надо привыкнуть.

Ты прав, Иосси. Ты мудрец, а я хоть в сто раз образованнее тебя, но тупица, стьюпид.

Фри кантри!

Сегодня у нас с Иосси горе: «Нью Йорк Никс» позорно проиграл « Бостон Селтикс»!

Господи! Было бы кому... Никому, кроме нас с Иосси, это неинтересно: музыканты, даже

бывшие, народ утончѐнный, и смотреть на десять двухметровых горилл, с треском

вколачивающих мяч в корзинку сверху вниз, считают слишком примитивным развлечением

для умного человека. Правда, «умник» Изя ещѐ вчера был уверен, что анапест и амфибрахий

- древние то ли поэты, то ли философы! Причѐм, как он выразился дословно: « то ли из Рима, то ли из Греции - точно не помню, но откуда-то оттуда, из Междуречья». Но мы с Иосси

баскетбол просто обожали, поэтому долго ещѐ обсуждали, как глупо раз за разом

промахивался с трѐхочковой линии Чарли Уорд, как не шѐл бросок у Хьюстона, как