Владимир Пресняков, Олег Пресняков
Европа – Азия
Действующие лица:
Участники «свадьбы», обосновавшейся возле каменного столба, символизирующего границу Европы – Азии – «жених» на инвалидной коляске, «невеста», «свидетель», «свидетельница», «мать».
Милиционер.
Касик, представитель среднего класса.
Группа иностранных туристов, состоящая из 8-10 человек.
Гид, женщина с поставленной дикцией и актёрскими данными.
«Дети» «кочевой» национальности, имеющие свой интерес на территории возле столба «Европа – Азия».
«Пацаны», которые называют себя Боца и Поник.
Ещё одна свадьба, состоящая из жениха, невесты, свидетелей, родителей, многочисленных родственников молодых и их друзей.
Шоссе. Лужайка, чуть поодаль – дремучий лес. Посередине лужайки стоит тяжёлый каменный столб, с одного бока напоминающий ногу слона, а с другого – ракету, грозящую всем, кто затевает что-то недоброе. Ближе к лесу, рядом с хлипкой берёзкой, похожей на выбежавшую из чадной избы девчонку – выбежавшую наспех, в чём мать родила, на большую дорогу, чтобы с первой попуткой умчаться в другую жизнь, – рядом с этой берёзкой припаркован старый «жигулёнок». На его измятую крышу, на растрескавшееся лобовое стекло и зачищенный наждачкой капот с берёзки падают... нет, не шишки.., ведь на берёзах не растут шишки, хоть издали кажется, что падают именно шишки. Но в принципе всё это не так уж важно, потому как речь сейчас пойдёт о другом... Скажем лишь, что расступившаяся перед нами земля, где вьётся стальной поясок шоссе, изъеденный ржавчиной рытвин и ям, где кривит свою недобрую ухмылку дедок-лесок, где упрямо у края миров, небес, морей и ветров стоят каменный столб, берёзка и «жигулёнок» – это место в официальных сводках и в обиходе народном зовётся «Граница Европы-Азии». На лужайке близ шоссе находятся люди; их пятеро, они возбуждённо жестикулируют вокруг какой-то притормозившей иномарки, хохочут. Нельзя сказать, что они определённым образом одеты, скорее прикинуты, и этот прикид позволяет выделить среди них жениха, невесту, свидетельницу, свидетеля, мать кого-то из молодых. Иномарка отъезжает и пятеро кричат ей вдогонку слова благодарности.
Все и кто-то в частности.
Спасибо!
Дай Бог здоровья!
«Мать» (судя по голосу и «спотыкающимся» жестам – пьяная). Мир твоему праху!
«Невеста». Ты чё, дура – он же услышать может, вот щас как даст задний ход и нашим прахом ямины эти в шоссе укатает.
«Свидетели» (стараясь заглушить перебранку «матери» и «невесты»). Спа-си-ба-а-а! Поезжайте осторожно! Скорость – это опасность!
«Жених». Козёл! Всего 20 рублей дал!
«Жених» пересчитывает деньги и засовывает их в карман брюк. Да, кстати, пока иномарка не уезжала, он обречённо сидел в инвалидной коляске, но стоило ей скрыться из виду, «жених» вскочил и начал нервно притоптывать.
«Свидетель». 20 рублей?
«Жених» достаёт только что уложенные в карман деньги и передаёт их свидетелю.
«Невеста». Вот народ пошёл – на свадьбу инвалида 20 рублей кидают!
«Свидетель». Надо их поить больше – разводи давай! (Эти слова «свидетель» обращает к тётке – «матери», которая держит в руках почти опорожнённую бутылку водки. «Мать» кивает головой и бредёт в кусты, где припрятаны пластиковые бутылки с простой водой, а также фляга с техническим спиртом. Из всего этого женщина там же, в кустах, начинает готовить «водку», заливая спирт и воду в бутылку и судорожно взбалтывая её у себя над головой.)
«Невеста». Слушайте, эта дура спалит нас когда-нибудь. Вы слышали, чё она щас сказала.
«Жених». Да ладно.
«Невеста». Чё, да ладно. А вчера она что ляпнула?!
«Свидетель». Кому?
«Невеста». Мужику на «Ниве».
«Свидетель». На «Ниве»?
«Невеста». Ну да – на бежевой – он мне сто рублей суёт, поздравляет, а она ему говорит: «Давай ещё сто – и невеста твоя, увози – куда хошь!» Так он – с перепугу – не на тот газ даванул, видать, – у меня ажни дух перехватило...
«Жених». Ну, а что – нам бы ещё сто рублей не помешали. (Все ржут.)
«Невеста». Да, – спасибо! Сегодня она меня за сто продаст, завтра тебя – за 50, да и вообще – так нас сразу раскусят – кто мы есть на самом деле и чем тут занимаемся. Всё же расписано, и должно так и идти – «свадьба – молодожёны – муж-инвалид – пей за здоровье молодых и дари какую можешь денежку», – а эту самодеятельность надо гнать!
«Свидетель». Она не самодеятельность – она профессионал!
«Невеста». Да?
«Свидетель». Да. Я ведь её в ТЮЗе нашёл. Она – это – как её – ну, короче, мужские роли исполняет – децкие – ну как же её?..
«Жених». Трандестин?
«Свидетель». О! Только не трандестин – а трандести. Правильнее – трандести.
«Невеста». В ТЮЗе?
«Свидетель». Да!
«Невеста». Играет?
«Свидетель». Да – в мальчиков. Я, главно, пришёл на спектакль – «Гаврош» – и гляжу, бегает этот «гаврош» в маечке и сиськами трясёт – по роли-то лифчик нельзя одевать! Я думаю – ничего себе гаврош! И с тех пор – каждую неделю в ТЮЗ – это гораздо дешевле, чем на стриптиз ходить.
«Невеста». Да ты извращенец!
Из кустов возвращается «мать». В руках она несёт бутылку «водки», а также тарелку, где виднеются крупно нарезанные помидоры, густо залитые майонезом.
«Мать». Я ещё и в салат спирту саданула – так они добрее будут.
«Свидетель». О! А вы говорили – самодеятельность! Гениально – мама!
«Свидетельница». Тихо! Машина едет.
«Невеста». По местам!
«Жених» усаживается в коляску, на лица всех присутствующих ложится тяжёлая печать праздника и великой гульбы. Шум мотора усиливается, «свидетельница» срывается с места и, как заяц-русак, скачет к шоссе – именно на неё возложена миссия экстренного торможения проносящихся мимо авто, выемки оттуда их владельцев и препровождения оных к месту, где гуляет «свадьба». Остальные остаются ждать – в эти мгновения они вдруг становятся похожими на мрачно-ухмыляющихся хищников, притаившихся в засаде и готовых наброситься на любого, кто только покажется здесь, соблазнённый «приманкой-свидетельницей», – наброситься и растерзать. Но сейчас вместо привычного скрипа тормозов, сообщающего об остановке машины, «хищники» услышали яростный рёв пролетевшего мимо автомобиля и нечеловеческий взвизг их подруги. «Жених» вскочил с коляски и, сделав несколько шагов вперёд, как будто оцепенел, «невеста», «свидетель» и «мать» замерли. Пока в воображении этих людей вставали ужасные картины несчастного случая, произошедшего со «свидетельницей», та, ступая медленно, будто была медведицей на сносях, ковыляла к лужайке. Перед «свадебной» тусовкой она появилась – с ног до головы заляпанная грязью. Её платье, когда-то нарядное, поблекло, село прямо на ней и стало походить на облезлое оперение какой-нибудь Серой Шейки, забывшей убраться в тёплые края, а лицо и голова «свидетельницы» стали похожи на сливное отверстие ванны, которое пробивали вантузом и оттуда вылезли волосы, зубы, один зрачок и ещё кое-что, о чём лучше не говорить.
«Свидетельница». Мимо проехал, сво-ло-о-о-чь! (Утирается и плачет.)
«Мать». Не плачь, на, выпей...
«Свидетельница». Да уйди ты! (Отталкивает женщину, подносит к лицу мизинцы обеих рук, которые почему-то – в отличие от всех остальных пальцев – остались девственно чистыми, и начинает счищать ими грязь со лба, со щёк и с бровей.)
«Мать». Давай хоть я солью тебе. (Льёт из бутылки на руки «свидетельнице» водку.)
«Жених». Эй-эй – много-то не лей!
В это время на лужайке появляется милиционер. Заметив его, «жених» падает на землю и начинает ползти к коляске, изображая инвалида, который ползёт к коляске. Все остальные стоят без движения – не зная, изображать ли им тех, кем они были до этого, или же тех, кем они ещё не были никогда. Из оцепенения «свадьбу» выводит профессиональная актриса – она отхлёбывает из бутылки и орёт.