— Слушайте, я хочу зеленый чай! — взмолился Тит после очередной порции коктейля.
— Ничего я не взмолился... просто, если уж начали по-восточному, то лучше так и продолжать! — Тит поймал Али за руку, которая собирала наши пустые тарелки. — Есть у вас зеленый чай?
— Нету!
Тит провел наманикюренными ногтями по белой коже Али и прошептал:
— Послушай... послушай, а вот если муж твой, муж твой приходит с работы и просит у тебя... просит зеленого чаю... ты ему также отвечаешь? Нету!
— Ладно, щас посмотрю...
Али скрылась в кухне, а мы все поразились Титовому мастерству уговаривать женщину.
— Поразительно! Нам она ничего никогда не смотрела.
— Вы разговаривать с женщиной не умеете! — Тит ухмыльнулся улыбкой знатока, умывшего только что неопытных детей.
— Тоже мне! — пробурчал Иван. Все остальные отправились на Тибет и позволили Титу упиваться своим мужским превосходством. Пришла Али и поставила перед Титом чашку. Тит шкрябнул по ее руке маникюром, поднес чашку к губам и остановился. Я заглянул в его чашку и ужаснулся — чай был настолько зеленым, что напоминал зеленку, залитую кипятком. Пар от него был тоже зеленым.
«Нелегко, наверное, приходится мужу Али, если он, конечно, еще жив...» — подумал я и, нагло улыбаясь, посмотрел Титу в глаза. Тит поймал мою улыбку и стал пить, — а иначе никак. Так у нас, у мужчин, — отступать нельзя!
— Вкусно? — спросил я.
Тит проглотил зеленый напиток и прошептал сквозь позеленевшие зубы:
— Вкусно... спасибо, хозяюшка...
Али уже и не слушала, ей до этих спасиб не было никакого дела, и только «Чайка» знала, что было этим зеленым чаем, который заварила Али, но «Чайка» говорить не умела, только срать. Тут заиграла веселая музыка, и мы пустились в пляс. Те, кто мог, конечно. Кто не мог, сидел на стуле, не надеясь пережить этот ужасный коктейль. И Тибет уже не казался таким романтичным, и «Чайка» не такой уж чеховской, и Чехов не таким уж.
Мы с Титом крутили колеса по сцене, почему-то считая, что это очень подходит под песню Риханны «Амбрелла». И чем ровнее выходило колесо, тем более нам казалось, что мы крутые танцоры. Женщины нам аплодировали, а мужчины...
— А почему мужчин нет? Одни медведи! — это кричала Татьяна. Она на несколько секунд ослепла и оказалась в мире без мужчин. Кошмар, описанный когда-то Пушкиным в романе «Евгений Онегин», случился с бедной Татьяной наяву! Я подбежал к бару, заказал холодного спрайта и вылил его Татьяне на лицо. Она пришла в себя и успокоилась. В этот момент к Титу подбежала рыжая женщина, которая знала графики. Такие женщины должны быть на каждой съемочной площадке, иначе все могут забыть, зачем собрались, а главное, кто откуда собрался, и куда кому в итоге возвращаться.
— Виталий!
— Да! — мы сделали очередное колесо, Тит поймал женщину, подбросил над собой и стал крутить. Но женщина оказалась профессионалкой, и даже несмотря на то, что ее стали крутить нетрезвые руки под потолком, она произнесла все, что должна была произнести. И о поезде, и о машине с шофером и билетами туда-обратно, ожидающим у входа в гостиницу, и о том, что через три дня нужно вернуться сюда, досниматься. Женщина даже смогла вывернуться и поцеловать Тита в щеку на прощанье.
Все вывалили на улицу провожать Тита. И тут случилось страшное. Открыв дверь из гостиницы, вся наша лихая кинемотагрофическая компания оказалась не в городе Советский, а в Лхасе. Мне стало очень тревожно, ведь только я видел шофера и машину, показывающую на часы, намекая, что, мол, опаздываем на поезд. Все остальные видели пейзажи Рериха и Эдди Мерфи, отбивающего золотого мальчика монгольской внешности у дракона-европейца. Делать было нечего. Я сел в машину и поехал в Сочи.
В крытом кузове фургона среди многочисленных ящиков с водкой сидят две девушки. На девушках — футболки с веселыми рожицами, поверх которых нанесен рисунок с фирменными логотипами водки. Одна из девушек подводит глаза, другая пытается выучить нехитрый текст рекламной акции.