— Браво! — заскулила Манила. — Такая животная мужская ненависть! А они еще мне заявляют, что я не так разбираю их спектакли! Не-по-существу ругаю!.. а вот же как народ их кроет не-по-децки! Продолжайте, Миша!
— Вот сейчас почему «а» убрали?!!
— Откуда? — вопросил я.
— Оттуда! — Миша ткнул пальцем, похожим на рог теленка, в небо.
— Из МХАТа, вы имеете в виду? — Манила и все мы напряглись, ожидая ответ.
— Я вас всех щас поимею, а потом введу! Где А?!! — Михаил пытался встать, но упал ничком на пол, ударившись лбом о железный раскладной столик. Всем как-то полегчало, и мы продолжили светскую беседу.
— Наверное, опять потрясения вашу страну ожидают... начали с театра... Убрали А!
— А ведь вы...
— Я, молодой человек, инженер-геолого-разведчик... из Клайпеды.
— Разведчик... и что вас так заинтересовало у нас в России...
— Асбест, мы будем покупать ваш асбест и заземлять наши электроплиты... а что?
— Нет, ничего... — Подозрительным мне показался прибалт. Но так, напрямую ему об этом заявить, это я бы себя сразу выдал... Так, подождите, — кто я, если мне нельзя сразу себя выдать?..
— Вы же актер, вы нам так представились... Кстати, я вас нигде не видела...
— Я по сериалам...
— А, нет, нет, увольте, это говно я не смотрю! Стыдно! За страну стыдно! Такие артисты, режиссеры, а вынуждены... да... Вот вы почему за наш театр не вступились, теперь понятно, что вам, сериальщикам, проблемы страны...
— И еще я во МХАТе... несколько спектаклей... служу!
— Да вы что, и молчите! Давайте-ка, батенька, включайтесь в дисскюссию! Не начало ли перемен?!
— Что?
— Манила говорит об оттепели. То, что на вашем главном театре убрали букву А, это, скорее всего, начало оттепели...
— Мне оттепель не нравится! — отчеканил я, глядя в глаза ненавистному Расмусу и продажной журналистке.
— Да?
— Да?
— Ага. Какашек много всплывает... Так их не видно, а как оттепель ударит — все! По мне лучше заморозки, чем об такие, как вы, какашки, ноги марать!
— Вы, молодой человек, подлец! Назовите мне ваши спектакли, где вы играете?! Я разгромлю эти постановки!
Я стал вспоминать репертуар московского художественного. В голову лезли только спектакли из детского репертуара. «Конек-горбунок», «Трехгрошовая опера»... Где же я играл... Вдруг с земли что-то засопело, заскрипело, — огромный Миша поднялся с пола, вытер кровь со лба, пробитого краешком железного стола, и как начал реветь:
— Перемен! Мы ждем перемен!!!
Миша стал проводить приемы, заламывать руки Расмусу, шею Маниле. Я подскочил наверх и лег спать. Я так всегда делаю, особенно после фильмов ужаса. Или когда сам оказываюсь в таком фильме, как сейчас. Правда, попробуйте! Накрывайтесь с головой и ждите, — ведь проснуться-то можно где угодно!
Утром я проснулся все в том же купе. Манила спала с борцом, отключившимся во время проведения очередного приема. Расмус лепил из какой-то жижи колобки. Купе уверенно двигалось в составе поезда к Сочи.
— Я рад, что вы проснулись, молодой человек!
— Я тоже рад... всегда как проснусь, так и радуюсь...
— По «цеппелинчику»?
— А что это? — я принял из рук доктора Мартинса колобок муки и мяса.
— Это наше национальное, так сказать, блюдо. Только его, в идеале, варить надо...
— Да... вкусно... — я соврал, потому что подумал про совсем другое. Не «да, вкусно» — а ужас! И если даже сварить этот ужас, вкуснее не будет...
— Я вас тоже поддерживаю! Ни в какую оттепель я не верю! Хватит, однажды, мы поверили!.. У меня до сих пор ребра нет!.. Так я поверил в вашу оттепель в середине восьмидесятых... Вот я, у меня сейчас так — поле! Свое поле! И мне, чтоб я на этом поле ничего не выращивал, Евросоюз платит европремию! Я каждый год пишу проект развития моего поля, что я мог бы выращивать на нем гибискус, как я мог бы продавать мой гибискус и какую выручку получать. Но в Евросоюзе все четко, — кто и где и что должен растить. И пока мое поле в их планы не входит, мне платят, чтобы я свои проекты не реализовывал! И мне больше ничего не нужно. Никакие перемены! Я еще инженерю потихоньку, так, чтобы совсем не забыть, как это — работать...
— Все равно перемены будут... Это неизбежно, уважаемый доктор Мартинс... Вы еще все ахнете, как мы вам все переменим!