Реальностью Европы тысячного года было то, что мы называем феодализмом. Это был способ правления, наиболее подходящий к существовавшим условиям, к тогдашнему грубому, недостаточно цивилизованному состоянию общества. В этом мире, как я заметил, все находится в движении, однако отсутствуют дороги и пока не существует (или почти не существует) настоящих денег — кто же может заставить выполнять свои приказы вдали от места, где он сам находится? На подчинение может рассчитывать лишь такой вождь, которого можно увидеть, услышать, осязать, с которым можно разделить стол и кров. Угроза нашествия варваров по-прежнему заставляет трепетать, страх перед ней сохраняется даже тогда, когда опасность отступает; подчинения, следовательно, заслуживает лишь вождь, чей щит здесь, рядом, кто охраняет и защищает убежище, в котором весь народ укрывается на время смуты: первейшим атрибутом феодального уклада становится, таким образом, феодальный замок. Повсюду рассеяны бесчисленные крепости — земляные, деревянные, изредка, особенно на юге, они уже строятся из камня. Они пока еще очень примитивны: прямоугольная башня, дополненная крепостной стеной, но это символ безопасности. Однако отсюда исходит также и угроза. В каждом замке гнездится отряд воинов. Это конные воины, воюющие верхом, рыцари, мастера жестоких битв. Феодальная верхушка утверждает свое господство над всеми другими людьми. Рыцари — а их всего два-три десятка, — по очереди несущие сторожевую вахту в башне замка, выходят за его ворота с мечом в руках и требуют, чтобы в обмен на защиту от чужеземцев безоружные жители окрестных равнин их кормили и содержали. Рыцарство господствует над Европой крестьян, пастухов, охотников и сборщиков диких растений. Оно живет, жестоко и дико обирая и терроризируя народ. Это настоящая оккупационная армия.
Мантии Генриха II, усыпанной созвездиями, навевающими иллюзию мира, я противопоставлю другое шитье — «полотно завоеваний», как его называли в то время, или, как мы говорим сегодня, «шпалеру» из Байё. Эта длинная полоса ткани была вышита мастерицами в Англии, только что завоеванной нормандцами, в 1080 году, т.е. шестьюдесятью годами позже Бамбергской мантии, однако представленные на ней сцены резко диссонируют с имперской мечтой. На шпалере изображен король Англии Эдуард Исповедник, сидящий на троне, похожем на трон Карла Великого в Аахене, он также считает себя посредником между Богом и людьми, и его поза еще не отличается от позы Карла Великого. В действительности, однако, могущество уже оставило короля, окруженного епископами. Его источает фигура Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандского, феодального сюзерена. Вокруг него теснятся воины, его вассалы, поклявшиеся ему в верности. Их клятва не была письменным документом, как того требовал римский обычай, их связали жест и слово, магический ритуал, освящающий движение уст и руки. Настал день, когда эти рыцари, наводившие ужас на крестьян и священников, с непокрытой головой преклонили колена перед сеньором, владевшим самыми неприступными крепостями страны. Они вложили свои безоружные руки в его ладони, и он сжал их в своих ладонях. Затем он воздел руки горе, даруя своим вассалам равенство, наделяя их честью, делая их как бы своими приемными детьми и скрепив этот союз поцелуем в уста. Затем эти рыцари, положа руку на ковчежец, поклялись служить и помогать герцогу, никогда не покушаться на его жизнь, не чинить вреда его телу, — и стали в силу этой клятвы его вассалами (это слово первоначально означало «малые ребята»), его детьми, которые должны были вести себя по отношению к своему сеньору (т.е. старшему над ними) подобно добрым сыновьям, а он, в свою очередь, обязан был доставлять им пропитание, развлечения и по возможности — выбирать им хороших жен. Однако главной обязанностью сеньора было обеспечивать своих вассалов оружием.
Технический прогресс, первые признаки которого начинают наблюдаться в это время, затрагивал в первую очередь совершенствование военного снаряжения и развитие производства металлов, использовавшихся для изготовления оружия. На плуги железа пока не хватало. Из него ковали шлемы и кольчуги, делавшие воина неуязвимым. Орудием, к созданию которого эпоха отнеслась с наибольшей заботливостью и чья символическая значимость оказалась наиболее весомой, был меч. Будучи знаком «ремесла», служения, почитавшегося благородным, и одновременно — орудием подавления, эксплуатации народа, меч, еще более, чем конь, выделяет своего обладателя — рыцаря из массы других людей, символизируя его социальное превосходство. Люди верят легендам о том, что мечи государей были выкованы в сказочные времена, задолго до принятия христианства, волшебными мастерами-полубогами. Сила этих мечей таинственно связана с чудесными талисманами. У каждого меча есть имя. Меч в тысячном году — почти живой человек. Каждому известно, что первой заботой Роланда в смертный час был его Дюрандаль.