Ее била лихорадка. Она сама себе задавала жестокие вопросы, на которые боялась ответить.
Неужели это правда, что он больше ее не любит? Неужели он покинул ее навсегда? Он пресытился ею? Она постарела? Сделалась безобразной, и он больше никогда не взглянет на нее?.. Неужели такой человек, как он, может вполне серьезно относиться к такому ребенку, как Эвантия?
Но возможно, что между ними вовсе ничего и нет, и ему просто доставило удовольствие уязвить сердце женщины, страстно любящей его?
И вдруг ей пришло на память выражение, вычитанное в каком-то бульварном романе: «обожаемый зверь».
С глухой ненавистью, злобно улыбаясь, повторяла она эти слова, цедила их сквозь зубы так, что они звучали как шипенье.
Вытянувшись на постели, Пенелопа закинула руки за голову и, глядя в потолок, пролежала так до самого рассвета. Больше оставаться в постели она не могла.
Встав и смочив водой глаза, она тихо подошла к комнате, в которой спала Эвантия. Сдерживая биение сердца, Пенелопа слегка нажала на ручку и приоткрыла дверь.
Счастливая девушка спала с невинной улыбкой на устах. Ее едва сформировавшаяся, молодая, обнаженная грудь мерно вздымалась.
Пенелопа почувствовала себя уязвленной при виде невинной юности.
Осторожно закрыв дверь, она повернулась к зеркалу. Лицо ее было бледным, увядшим, под глазами лежали темные тени.
Разве когда-то она не была похожа на эту девушку? Но кто тогда заглядывался на нее? Тогда ее считали ребенком. И лишь когда созрела, когда округлилось ее тело, она стала нравиться мужчинам.
«И как может эта девчонка в ее возрасте иметь такие претензии? Нахальство! Строить глазки такому мужчине, как Делиу!»
Пенелопе казалось абсурдным, чудовищным, чтобы девчонка вроде Эвантии отбила у нее любовника. Мысль о собственном превосходстве еще больше озлобила Пенелопу. Дрожа всем телом, со слезами на глазах, она металась по комнате, находя какое-то злобное наслаждение в той ненависти, которая душила ее.
Весь день Пенелопа просидела дома, прикладывая к голове лед. Только к вечеру она одна вышла на набережную, чтобы совершить привычную прогулку и подышать морским воздухом.
Эвантия крепко спала до самого полудня.
Веселая, легкая, свежая, отправилась она вечером на пляж, чтобы по установившемуся обычаю встретиться с Нягу.
Но где же он? Нягу нигде не было видно.
Смутное беспокойство овладело Эвантией. Она почувствовала легкое угрызение совести. Каким мрачным был он на балу! Как жалко, что Нягу не любит танцевать! А она кружилась как безумная. Все были прямо в восхищении от того, как она танцует с Делиу.
«Какой прекрасный кавалер! И человек он интересный!»
Нет, Нягу не любит балов. А она, как только ее пригласили на первый танец… Ей тоже не нужно было танцевать, если Нягу это не нравится…
Конечно, он рассердился, и он, разумеется, прав… Как его успокоить? И Эвантия под тяжестью воображаемой вины ощутила необходимость принести себя в жертву, еще не зная, как она может доказать Нягу свою покорность и любовь.
Вдалеке появился офицер, направлявшийся к маяку. Эвантия ускорила шаг и вдруг в нерешительности остановилась. Это не был Нягу…
Прямо на нее шел капитан Делиу.
Удивленная и смущенная, Эвантия не знала, что же делать. Бежать, но куда?
— А! Какой сюрприз! — воскликнул Делиу, снимая фуражку, и принялся расточать Эвантии банальные комплименты: — Какой это счастливый случай повстречать Черную Сирену одну. Тюрбан на вашей голове просто очарователен, словно вы принцесса из «Тысячи и одной ночи». — И, не спрашивая у Эвантии разрешения, Делиу повернул назад, чтобы сопровождать ее.
Девушка, покраснев от волнения и комплиментов, робко и неловко шла рядом с Делиу, не решаясь открыть рта. Через несколько шагов они остановились, чтобы посмотреть на пароход, входивший в порт.
— О! — с притворным удивлением воскликнул Делиу. — Какое странное совпадение.
Эвантия с любопытством повернула голову: со стороны порта шел Нягу, а от маяка — Пенелопа. Оба были от них на одинаковом расстоянии, и все должны были одновременно оказаться в одной точке.
Эвантия, улыбаясь, бросилась навстречу Нягу.
Пенелопа, пронзая Делиу мрачным взглядом, подошла к нему, и капитан с подчеркнутой вежливостью поцеловал ей руку.
— Нам нужно поговорить. Ночью, у зеленого маяка, — свистящим шепотом проговорила Пенелопа.