Нягу едва сдерживал себя. Наклонившись к освещенному квадрату открытого окна, он попросил дежурного офицера, который заполнял бортовой журнал:
— Нику, могу я взять «Малышку», чтобы прогуляться до маяка?
— Почему тебе не подождать дежурной шлюпки? Она сейчас вернется.
— Нет, я хочу сам поработать веслами, размяться немного… Такая чудная ночь.
«Малышка» (так называли самую маленькую шлюпку на бриге) была привязана к трапу. Одним прыжком Нягу оказался в лодке.
Он вставил весла в уключины, расстегнул китель и, напрягши несколько раз мускулистые руки, оказался на середине реки. Здесь он поплыл вниз по течению, избегая освещенных мест.
Луна еще не взошла. Звезды отражались на поверхности воды, словно мерцающие лампады. Шлюпка скользила легко, пересекая светлые полосы, падавшие на воду от фонарей, выстроившихся вдоль обеих берегов. По набережной гулял народ, дыша вечерним прохладным воздухом.
Расплывчатые силуэты все время перемешивались, словно это был театр теней. Нягу видел все, а сам был невидим. Он плыл, словно привидение, довольный тем, что никто не может его узнать.
Остановился он только в самом устье реки.
Привязав шлюпку у подножия зеленого маяка, он медленно поднялся на мол.
Никого.
«Придет или не придет? Что, если не придет?»
Нервно расхаживая по молу, Нягу курил, испытывая болезненную тревогу ожидания. Он предчувствовал, что в его жизни должно произойти что-то решительное.
Нягу напрягал зрение. То он щурил глаза, то широко раскрывал их, пытаясь пронизать взглядом потемки.
Он пытался разглядеть, кому принадлежат расплывчатые тени, мелькавшие в тумане, который обволакивал порт, словно облако фиолетовой пыли, казавшееся еще более плотным от яркого света звезд.
Вдруг Нягу вздрогнул. Ему показалось, что какая-то тень движется по гладкой поверхности пустынного мола. По телу его пробежала дрожь, и сердце учащенно забилось.
Напрягшись, словно хищник в засаде, он стал прислушиваться и даже наклонил голову, чтобы уловить легкий шум шагов.
Пристально и жадно смотрел он вперед, затаив дыхание. Тень все росла, приобретая постепенно более четкие очертания.
Эвантия. Конечно, это она. Такой походки не было ни у одной женщины. Так, как она, никто не ходил. Она словно не переступала ногами, а тихо скользила по воздуху, чуть касаясь земли.
Нягу напряженно ждал. И вдруг его охватила робость, как будто наступил решительный момент.
Эвантия инстинктивно, еще издалека, прежде чем увидеть его, почувствовала, что он ждет. И радость и страх охватили ее одновременно.
— Эвантия! А я уже думал, что ты не придешь! — срывающимся голосом проговорил Нягу.
Эвантия, испугавшись, резко остановилась. Она не могла вымолвить ни слова. Волнение душило ее. Она растерянно улыбалась.
— Еле-еле удалось выбраться… — пробормотала она, прильнув к Нягу.
Нягу, почувствовав ее волнение, молча и крепко прижал ее к своей груди. Ее теплое тело, наполненное ожиданием счастья, покорно отдалось ему в руки.
Вдруг она, вздрогнув, выскользнула из объятий и, словно тяжело вздохнув, прошептала:
— Пойдем на пляж. Сюда может кто-нибудь прийти. — Слова застревали у нее в горле.
Взявшись за руки и прижавшись друг к другу, они спустились с каменного мола на мягкий песчаный ковер пляжа.
Нягу шагал уверенно, твердо, а она едва касалась земли.
Сердце его бурно колотилось, во рту пересохло, словно после безумной погони. Нягу чувствовал, как его обжигает ее хрупкое теплое тело. Вдруг он остановился. Сам испугавшись на мгновенье своей смелости, он подхватил Эвантию обеими руками и поднял, как ребенка. Его пальцы коснулись ее упругой, горячей груди, которая вздымалась и опускалась под шелковой блузкой. От ее волос повеяло теплым женским запахом, опьянившим его.
Опустившись на одно колено, Нягу положил Эвантию на мягкий песок, еще хранивший остатки дневного тепла.
Наклонившись над ней, сжигаемый пылким желанием, он с робкой настойчивостью искал ее губ, в то время как руки его гладили горячее, мягкое тело, которое покорно отдавалось ему, не оказывая никакого сопротивления.
И вдруг он замер, словно что-то ударило его. Холодная дрожь мгновенно пронизала его мозг и тело.
«Я не должен злоупотреблять ее доверчивостью…» И Нягу осторожно отвел свои руки и совсем обессиленный отстранился от девушки.
Прерывисто дышавшая Эвантия подняла веки. Ресницы у нее дрожали, и огромные глаза уставились во тьму. Внезапно она вскочила. Стиснув зубы, Эвантия пыталась сдержать невольно рвущиеся рыдания. Охваченная жгучим стыдом, она нервно разглаживала смятую юбку.