— Как? И не оставил мне никакой записки? Хотя бы слова?
— Уехал он, значит, чтобы наняться на грузовой пароход, который ходит в Роттердам. А мне сказал, что перед выходом в море он пошлет вам письмо.
Пенелопа вдруг утратила всю свою самоуверенность и побледнела, у нее потемнело в глазах, сердце бешено колотилось. Она прислонилась к стене, боясь упасть. Подавленная, разбитая, она едва передвигала ноги, бормоча сквозь зубы: «Трус! Сбежал… Его оскорбляют, а он молчит. Боится показаться мне на глаза. Сбежал, как подлец. Но я его так не оставлю. Я должна разыскать его… Я его найду хоть на краю земли…»
На следующий день Пенелопа на почтовом пароходе отправилась в Галац.
Тщетно она исходила порт вдоль и поперек. Ни одного румынского парохода не отправилось за это время в Роттердам. Через день она вернулась в Сулину.
На двери она увидела прилепленную розовую бумажку.
Уставшая, с больной головой после дороги, она сначала не поняла толком, что там написано. Когда же она сообразила, что это объявление о конфискации мебели и домашних вещей, она инстинктивно протянула руку, чтобы сорвать бумагу, но, как трусливый ребенок, тут же отдернула ее. Пенелопу охватил ужас, и сквозь слезы, застилавшие ей глаза, она представила себе вещи, с которыми должна была расстаться: монументальную кровать красного дерева с бархатным пологом апельсинового цвета, буфет орехового дерева, сияющий хрусталь, турецкие ковры, платья, пальто, белье и всю мебель, взятую в долг, чтобы принять как следует американца.
Что же делать? Откуда ей взять столько денег?
Стамати не было дома. Уже неделя, как он уехал в Брэилу.
Совсем растерянная, она опустилась на кровать, оглядывая все вокруг блуждающим взглядом: ее вещи, их продадут с молотка, у нее ничего не останется… и окажется она совсем нищая, на улице.
Пенелопа чувствовала, что задыхается. Она встала, налила стакан воды и только поднесла его к губам, как послышался звонок. Пенелопа застыла. Она боялась пошевелиться. Кто мог прийти в такое время? Нелепый страх парализовал ее.
Вошла служанка с письмом и запечатанным сургучом пакетом.
— Это передал матрос.
Пенелопу словно подбросило электрическим током.
— А где Жан?
— Уехал.
Жан, прекрасно понимавший, что такое деликатные вопросы, испарился.
Сгорая от любопытства и нетерпения, Пенелопа, не найдя под рукой ни ножа, ни ножниц, прямо на глазах у служанки разорвала зубами шнурок, которым был перевязан пакет. На пол посыпалась груда конвертов, белых, голубых розовых… Пенелопа все поняла: это были ее письма.
Это был смертельный удар, как если бы пуля попала ей прямо в сердце.
Запечатанное письмо она держала между пальцами.
Ей не хватало смелости вскрыть его.
Что он мог написать?
Стало смеркаться. Сделав над собой усилие, Пенелопа дотащилась до окна, разорвала конверт и стала читать.
Пенелопа дрожала от глухой ненависти, у нее началась икота, губы исказила злая, горькая и странная улыбка.
«Значит, все кончено… вот и все… ничего не осталось… Какая низость… какие подлецы эти мужчины…»
О! Если бы он был сейчас перед ней! Трус. Он скрывается. У него не хватает смелости посмотреть ей в глаза… Но она ему докажет, что он ошибается, он ее еще не знает… Она еще заставит его помучиться, он еще будет сожалеть… Она отомстит ему, покончив с собой. Тогда он узнает, что за любовница была у него, которую он не мог оценить. Что тогда скажут люди? Они скажут, что она была сильнее его. Что, разве она не вольна сделать со своей жизнью все, что захочет? Кто посмеет ей помешать? Раньше или позже все равно все кончится. Что еще ожидает ее в жизни? Если ей не дано было счастье… если так на роду написано, так уж лучше… нужно кончать.
Ощутив новый прилив ярости, Пенелопа решительно поднялась. Ей казалось, что потолок давит на голову, стены сжимают с боков. Она задыхалась, думая лишь об одном — как выйти. Распахнув дверь, женщина выбежала на улицу, словно кто-то звал ее. На улице она вздохнула полной грудью и быстро зашагала вперед. Непокрытая голова ее пылала, в висках стучало, но она не испытывала никаких колебаний, никакой усталости. Наоборот, шла бодро, грудь ее переполняла гордость и решимость. Подхваченная каким-то героическим порывом, она испытывала необходимость совершить нечто великое, что удивило бы весь свет. Теперь она ничего не боялась. Неодолимая сила толкала ее навстречу мрачной морской пустыне.
Два ряда фонарей, словно любопытные глаза, смотрели на нее издалека. Среди ночной мглы вырисовывался силуэт парохода, стоящего у дебаркадера и готового к отплытию.