Они собрали на дорогу сухари, консервы, солонину и сахар. Для пресной воды итальянец украл на складе два бочонка.
В одну из ночей они тайком покинули Кайенну. Им повезло: с берега дул добрый ветер, и они быстро вышли в открытое море. Три дня и три ночи плыли они в виду берега, в надежде достичь территории Голландской Гвианы, спасительного пристанища для всех беглецов. Но у них не было ни компаса, ни карты.
Завидев на горизонте дым, они устремлялись к берегу, спускали парус и привязывали к мачте пальмовые листья, маскируя лодку.
Погода стояла отличная, море было тихим, но беглецов постигла неудача: ночью плавучее бревно пропороло днище их лодки. Делать было нечего. Поскольку они оказались на песчаной отмели возле берега, они попрыгали в воду и живыми и здоровыми выбрались на сушу.
Сначала они не могли идти по берегу, настолько у них онемели ноги, пока они сидели в лодке.
На воде все подчинялись Николе, который считался капитаном. На суше во главе их стал великан мясник. Тяжелым тесаком, украденным в караульном помещении, рубил он траву, прокладывал путь вперед. Гигантские лианы, колючие вьющиеся растения между ними образовывали нечто вроде густой завесы, которая на каждом шагу преграждала им путь по девственному лесу, в котором не видно было никаких следов.
Они думали двинуться вдоль берега и таким образом достигнуть берегов реки Марони, за которой начинались голландские владения. Но берег оказался таким топким, что идти по нему было невозможно. Тогда они свернули в глубь леса и заблудились.
Когда у беглецов кончились припасы, они стали вести жизнь диких животных.
Питались растениями и грибами. Они боялись ягуаров и по ночам взбирались на деревья, устраиваясь на ночлег среди ветвей. Однажды они наткнулись на стадо рыжих обезьян. Из-за них беглецам пришлось изменить направление и отбиваться от них камнями и палками.
В другой раз им попалась на пути ядовитая змея.
В небе над ними парили какие-то птицы, похожие на воронов, но огромные, как орлы.
Беглецы рады были бы вернуться в тюрьму, боясь умереть от голода и лишений, но не знали, куда идти.
Никола закрыл глаза и несколько раз повторил:
— Что за жизнь! Что за жизнь была там, в диком лесу! Ты не поверишь, если я скажу, что мы ели даже человечье мясо…
— Как? Человечье мясо? Ты ел человечье мясо? — испуганно спросил Логаридис.
— Да, я ел человечье мясо. Один из нас, итальянец, совсем ослабел и не мог идти из-за раны на ноге. Он отстал, но мы думали, что к вечеру он нас догонит. Но мы его больше не видели.
Вечером француз развел в лесу большой костер и начал жарить кусок мяса. Я очень удивился. Запах жаркого щекотал мне ноздри, а рот был полон слюной.
«Нам попался на пути дикий козленок», — пояснил мясник, не спуская глаз с жарящегося мяса.
Я и корсиканцы, словно волки, с жадностью набросились на мясо и даже кости обсосали с аппетитом.
Только старый грек не прикоснулся к жаркому. Он лег в сторону, жалуясь, что заболел.
После полуночи он подползает ко мне потихоньку и спрашивает шепотом: «Ну что, вкусным было мясо?» «Козленок был хоть куда, нежный и сладкий», — отвечаю ему. Он глухо засмеялся. «Это было человечье мясо». — «Что ты говоришь?..» А сам чувствую, как по всему телу побежали мурашки, а желудок готов вывернуться наизнанку.
Старик приложил палец к губам и, подмигнув, молча кивнул на остальных, заснувших возле костра. «Я сам вчера видел, — прошептал он, — как мясник свежевал в кустах тело итальянца…» «Давай, — говорю я ему, — пойдем назад, а то и наш черед наступит».
Встали мы потихоньку так, чтобы никто не слышал, и пошли вдвоем в темный лес.
Когда рассвело, мы уже были далеко.
Я залез на вершину высокого дерева и оттуда сумел разглядеть море, которое вдалеке казалось туманной полоской. Теперь мы могли определить, в какой стороне находится Кайенна. Четыре дня мы шли, пока не наткнулись на первый пост и не сдались в руки властей. Через неделю поймали и остальных. Нас судили и вынесли приговор: мне дали три года, греку и корсиканцам по пять лет, а француза-мясника приговорили к смертной казни за каннибализм. Его гильотинировали перед всеми каторжниками, чтобы другим неповадно было. Меня послали работать санитаром в больницу для прокаженных на карантинный остров.
— Как, к прокаженным? — переспросив Логаридис.
— Да, я там пробыл десять лет. Но мне повезло: я выбрался оттуда, не заразившись. А за примерное поведение меня даже помиловали.
— Но если тебя освободили, то почему же ты оттуда не уехал?