— Видишь ли, я обязан был остаться в Кайенне еще на десять лет. Из каторжника я стал поселенцем. Мне дали землю в сельскохозяйственной колонии на реке Святого Лаврентия.
Никола, пропустив еще стаканчик мастики, принялся объяснять, как была организована жизнь в колонии. Группа в двадцать человек колонистов работала сообща. Государство давало им семена, орудия и строительные материалы. Каждый человек имел право держать корову и свинью. После того как земля была расчищена и проведены дороги, каждый мог обрабатывать свой участок, как ему заблагорассудится, на собственный риск и страх. Каждый становился полным хозяином. Почти все там женились.
Государство было обязано предоставлять даже невест. Большинство выбирало себе жен тоже из каторжных, которые находились под опекой монахинь-миссионерок.
Но Никола не отважился на такой брак и женился на туземке. Ему попалась женщина тихая, работящая, только ей не повезло: она умерла от укуса скорпиона.
Девочку, совсем еще маленькую, он отдал в школу к монашкам ордена святого Иосифа. Там ее воспитали и обучили французскому языку.
— А правда, что ты там разводил кофе? — спросил Логаридис.
— Да. Я всем занимался понемножку: кофе, перцем, бананами и ананасами, которые там весят до десяти килограммов штука…
— И сколько же ты получал?
— Очень мало. Там денег не заработаешь, потому что некуда сбывать товар.
— Все-таки ты накопил чего-нибудь.
— Все, что я скопил, я потратил на дорогу. Билет на пароход до Марселя стоил мне кучу денег.
— Так что ж, у тебя ничего не отложено в каком-нибудь банке?
— Нет… ничего.
Старый мудрец, терпеливо выслушавший весь рассказ, нервно встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате, фыркая и недовольно бормоча:
— Ни-че-го… ни-че-го…
ГЛАВА XIII
Работа в порту затихла. Многие пароходы должны были прийти в Сулину на зимний ремонт, но почему-то запаздывали. Все, кто работал в порту, были недовольны и нервничали.
Кофейни были набиты битком: там играли в азартные игры, вели жаркие споры и из-за пустяков хватались за ножи.
Кое-кто, выйдя на набережную, бросал по привычке взгляд на небо и на воду и, не в силах сдержать возмущения при виде пустынной реки, сжимал кулаки и разражался проклятиями: «Черт бы побрал и этот Дунай, и этот порт!» Плюнув презрительно в реку, люди возвращались в кофейню продолжать споры или прерванную игру.
Именно в это время, словно взорвавшаяся бомба, всех поразило открытие, сделанное мудрецом Логаридисом. Хотя он рассказывал об этом тайком, однако история американка постепенно обошла все кофейни. Люди волновались, возмущение было всеобщим. Казалось, что было раскрыто сенсационное преступление. Все вздыхали. «Хорошо, хоть разоблачили его… Хорошо хоть, что теперь все знают…» — повторяли обманутые и перепуганные люди. «Понял, как он всех нас обвел вокруг пальца, этот проклятый американец? Какую свинью он подложил, мошенник! Пыль всем в глаза пустил, старый жулик… Позор для всей греческой колонии!»
Со стороны румын сыпались шутки, издевательства, насмешки над греками, как во времена греко-турецкой войны.
Среди женщин окраинной слободки вся эта история приобрела фантастические размеры. Ходили всевозможные легенды: и что американец — старый беглый каторжник, и что на его совести восемнадцать убийств, и что он любит есть человечину, и что у него было семь жен и все они исчезли одна за другой; возможно, он их зажарил и съел.
— И как это господь бог допускает, чтобы на земле жил такой кровавый зверь? — воскликнула старая женщина, вздрагивая при мысли о жареном человеческом мясе.
— Смотрите, чтобы дети не попадались ему на дороге, — добавила другая, перепуганная всяческими россказнями.
Как-то в воскресенье в Греческом клубе состоялось собрание всей колонии.
Атмосфера в зале была накаленной. Все чувствовали, что собрание будет бурным.
Заслушали годовой отчет, но поскольку баланс не сходился, все сомневались, стоит ли его утверждать. Были совершены слишком большие расходы и предприняты работы по ремонту школы и греческой церкви, за которые нечем было платить.
Отсутствие фондов. Кризис в порту. Что же делать?
Консул, несмотря на весь свой престиж, явно нервничал. Однако, овладев собой, он вел собрание тактично и строго, едва сдерживая легко воспламеняющуюся аудиторию.
Он подкручивал пальцами кончики усов и царственным жестом устанавливал тишину в зале. Директор Греко-румынского банка, давний противник консула, не мог упустить случая, чтобы не отомстить ему за свой провал на выборах в комитет. Выступая, он пылко размахивал руками и требовал привлечь виновных к ответу.