— Вот это… встреча так встреча, — выдохнул мне в затылок, точно так же прижавшийся к Любоне бесенок. Тоже, видно, запечатлел, а сама подружка, неожиданно шмыгнула носом:
— И страшно и красиво и… громко. А нас тут не стопчут ненароком? На таких-то радостях?
— Кх-хе! Все путём, прорвемся.
— Хран! — мгновенно вывернула я шею к стоящему у рыдвана, улыбающемуся мужчине и впервые за день сама от души расплылась. — Как же я тебе рада. А ты тоже… — но, договорить не успела, потому что уже в следующий миг:
— Евсения, — Стах, с трудом оторвавший сейчас мои пальцы от своего жилета, склонился и тихо шепнул мне на ухо. — То, что я сейчас сделаю… Так надо. А потом можешь меня убивать, но, без свидетелей. Просто… — взметнулась моя зажатая ладонь сначала к его губам, после чего мужчина с силой пришлепнул ее к собственному сердцу. И я еще успела подумать, наблюдая за этими манипуляциями, словно со стороны, что «за такое, вроде как не убивают», как он, сначала глубоко вдохнул, а потом…
И толпа вновь взревела. Приветствуя на этот раз крепкий и властный поцелуй, длящийся, кажется, целую вечность, за которую я, плотно зажатая в кольце мужских рук, успела придумать целую вереницу способов особо жестоких убийств этого…
— Ты точно теперь не жилец.
— Угу, пошли, — окинув напоследок кричащую толпу взглядом, потянул меня за собой Стах. В узкий, расчищенный охраной коридор, ведущий прямо к каменному крыльцу, на котором я с трудом сейчас смогла разглядеть следующий этап своей пытки — встречающих родственников Его кентаврийского Высочества. — Просто молчи. Я все скажу и сделаю сам, — почти волоча меня на одной руке, пропыхтел вполголоса «герой».
Я же, закусив губу и пылая ушами, лишь выразительно хмыкнула ему в ответ, присовокупив в своей голове еще парочку красочных смертельных исходов.
Прямо по курсу, меж двух круглых каменных колонн, стоял в ожидании нас кентавр с такими же, как у Стаха волосами, правда, украшенными узкой золотой короной и щедрой сединой по всей длине. Его, уже немолодой но, крепкий торс, был закинут синим плащом, спадающим до пола с боков гнедого конского крупа. И если человеческая часть выглядела величаво неподвижной, то животная — предательски подрагивала в коленях. А взгляд черных, тоже, уже знакомых мне по старшему сыну глаз, прятал под морщинистым прищуром слезы. Слева от него застыл еще один кентавр — гораздо моложе, без повелительской короны на голове, но с чертами лица, очень схожими с Сивермитисом. Только лишь рот, тщетно силящийся теперь не расплыться в улыбку, был другим — и без того вытянутым и будто очерченным. Остальные же здешние обитатели ожидали на почтительном отдалении, под тенью колонн, но, молодую человеческую женщину я, все ж, разглядела: высокая, очень стройная и с черными, непривычно короткими волосами. Вся натянутая, как тетива лука, она застыла, скрестив на едва обозначенной груди руки, и не отрывая взгляда, пристально смотрела на упорно тянущего меня к дворцу Стаха. Единственная из замеченных мной представительниц женского рода на этой, заполненной тинаррцами площади. А вот это тоже было… непривычным.
Как только до конечной цели остались разделяющие ступени крыльца, Стах, неожиданно остановился и, выпустив меня, пошел на подъем в одиночестве. А прямо перед отцом и вовсе опустился на колено. Вся площадь за нашими спинами моментально смолкла, оставив из слышных сейчас звуков лишь ветер над головами, и в этой тишине, совершенно незнакомым мне, возвышенным голосом Его Высочество произнес:
— Сивермитис Зиновий! — протянул он обе свои руки, на раскрытых ладонях которых лежала половина подковы. — Я возвращаю на законное хранение незыблемый символ высшей кентаврийской власти! И пусть так будет отныне и пока светит над нами вечное солнце!
Величественный старец в ответ, переступил своими передними копытами, а потом набрал в грудь воздуха:
— Встань, сын мой и подай сей дар, как равный! Ты это заслужил! — первым качнулся он в сторону замершего Стаха и, собственноручно его приподняв, с душой обхватил за плечи… А нас вновь пригнуло очередной волной кентаврийского всенародного счастья.