Подняла я глаза лишь, когда незнакомец впервые после падения с моста с хрипом вдохнул в себя воздух. А потом уже тише, но ровно задышал, дернув несколько раз сомкнутыми веками. Поднялась неспешно на ноги, отжала в сторону тяжелую косу (конец красивой прическе) и, поправив сумку на бедре, взглянула на него в последний раз, будто стараясь запомнить. И уж потом залихватски свистнула, тут же нырнув меж высоких кустов брушеницы… Только коса отжатая просвистела.
— А ведь, наверняка, сдуру сиганул…
_____________________________________
1 — Нанесения вреда на энергетическом уровне чужой завистью.
2 — Магический артефакт, в просторечье.
ГЛАВА 5
Нет, подвиги точно не моя стезя. Я и так за сегодняшний день их наворотила лукошко дырявое с верхом. И что вообще на меня нашло? Для дриады — полукровки с жизненным девизом «сорной травы», по-моему, слишком? «Хотя…», — даже приостановилась я, шагая до этого по тропке уже своего родного леса. — «Кобель у лавки…ну, случайность. Любоня с Русаном — из простой сострадательности. Волчица с детенышем — мой прямой долг, а мужчина этот с «защитой» на цепочке… просто стечение обстоятельств. Так для себя и решим», — и припустила дальше, поддерживая одной рукой отяжелевшую сумку, вовнутрь которой даже заглянуть до сих пор не решилась…
— Адона, я сейчас баньку истоплю, а то…
— А-а-а-а!!!
— Перунова благость. Мокоши раденья!
— Живёхонька…
— Что здесь вообще творится? — выпали у меня из разжавшихся пальцев связанные за шнурки туфли… А вот про кумушек этих я и вовсе позабыла.
— Так, Евсечка, — обступили меня разом у захлопнувшейся двери трое начисто выкинутых из памяти весчанок (чтоб им всем с этого проклятого моста россыпью попрыгать). — мы ж думали, ты утопла.
— Как сорвались долу с этим пришлецом и вспять не вынырнули.
— Как же не вынырнули, Бояна? — наметился явный разлад в версиях. — Он ведь тотки обнаружился! В кустах недалече.
— Да не суть важна. Евси то не было.
— Точно, не было…
— А где ж ты была? — уперлись в меня четыре пары глаз. Три — со жгучим интересом, а еще одна — с вопросом, о-очень выразительным, подтвержденным скрещенными на груди руками.
— А я… дальше по течению вынырнула и берегом домой вернулась… Ой, а вон и батюшка Угост возвращается.
— Иде?
— В окно разглядела… издали.
— А-а, тады нам пора. Прощайте.
— Ну… за яйцами Евсю пришлешь… Раз уж ей так свезло, — сдуло всех троих прямо за высокий порог.
— Адона, я тебе сейчас все объясню. И не делай такое трагическое лицо. Ведь, ты же… — прищурила я трусливо глаза, наблюдая из под ресниц за приближающейся ко мне дриадой, которая, вдруг резко остановилась, прихлопнула ладонь к своему сердцу, а потом с душой меня этой же ладонью по лбу треснула. — Ну да. И я о том, — пробубнила уже из крепких объятий. — Ты ведь всегда чувствуешь, что со мной, но… всегда переживаешь… Ой, давай, лучше я сама из сумки все достану?
И не так оно страшно оказалось. Испугалась я лишь, когда в дом зашел нахмуренный своим «божественным» думам волхв, оттого прикрыла подсохшим тылом вываленные на стол покупки. Но, батюшка Угост вниманием лишь недавних гостий удостоил, вперясь отстраненным взглядом в мою размотанную косу:
— Что здесь Бояне с ее перечёсками надобно было?
— Новостями последними приходили поделиться, — как можно беззаботнее пожала я плечами.
— И о чем те новости?
— Да, сплетни одни.
— Сплетни? — поднял волхв на меня цепкие карие глаза. — Бабское верещание — пустое сотрясание небесной тверди, — и развернулся к Адоне. — Собери мне суму в дорогу. На заре к Охранному(1) ухожу. Три дня не будет. И чтоб никаких тут без меня… гостий, — вышел он вон, сопровождаемый угрюмым взглядом моей няньки.
— Адона, а что батюшка Угост имел в виду под… Ты куда? — удивила во второй раз меня нянька, тоже удалившись за кухонную цветастую занавеску.
Мне же ничего не осталось, как в гордом одиночестве насладиться видом собственных последних приобретений. Хотя, уместнее было бы сказать «насолиться», потому как купленная соль в хрустящем влагой мешочке успела пропитать своим «рассолом» все остальное содержимое сумки. И мотки с разноцветными нитками и сложенную аккуратно кружевную косынку и, что самое обидное, книгу, купленную мной после тщательного выбора. «Превратности судьбы глазами путешественника». Да, пожалуй, этот разбухший фолиант сам стал прямым доказательством собственному же названию: