— Евся, я тебя давно знаю, — оторвала Любоня, наконец, мокрое лицо от ладоней. — Ты моя люби-мая подруга. И я тебе счастья желаю… с ни-им, — набрав в грудь воздуха, взвыла она и снова ударилась в плач.
— Ну… спасибо, — растерянно буркнула я. — Да только, пустое все. Не сойдутся наши тропки. А вот ваши с…
— Да как это «не сойдутся»? — аж подскочила Любоня, ошарашено выкатив на меня глаза. — Он ведь такой… такой… самый лучший. И дрался за тебя.
— Любоня, это кто из-за кого дрался? — напротив, прищурила я свои. — Мне вот показалось, что ты была тому причиной. Что это тебя Русан к Стахосу приревновал. Что, впрочем, вполне оправданно, после твоих-то явных стараний.
— Я тому причина? — даже дышать перестала страдалица. — Да они из-за тебя сцепились. Чужак этот первый на него пошел, а Русан… Русан в долгу не остался.
— Любоня, ты часом не рехнулась?
— Ты сама рехнулась, от такого мужика отказываться. Ты вообще из их породы никого ни во что не ставишь, а он… он…
— … самый лучший, — эхом закончила я, сама уже мало, что соображая. — Подружка моя дорогая… любимая. Ты мне лишь одно скажи: кто из них двоих — «самый»?
— Русан, конечно, — недоуменно замерла та.
— Ага. А я-то здесь тогда причем? С какого боку репей?
— Как это, «причем»? Ведь он тебе люб. Я ж сама видала, как вы с ним и в лавке ювелирной перешептывались. И… мне сказывали, ты его водой родниковой специально из леса бегала поить. И всегда про него спрашиваешь. Да и у березы этой так друг с дружкой миловались, что даже меня… — вновь скуксилась она. — не за-ме-тили.
— Жизнь моя, пожухлый лист… — а что тут еще скажешь?.. Хотя… — Любоня, а ведь мы с тобой — две дурехи. Причем, беспросветные.
— Конечно, дурехи, — с готовностью согласилась та, но, все ж, решила уточнить. — А почему?
— Да потому, что, я себе уже мозг сломала, думая, как вас с гридом этим «каменным», свести. Я же вижу, что любите вы друг друга. Вот и измышляла всякие способы. И с сережками этими в лавке. Ведь это он тебе их тогда выбрал, а я лишь остальное подстроила. А со стороны, значит, все это выглядит, как… мое к нему домогательство?.. Ну и ты сама — не лучше, вздумала Русана ко мне ревновать. Не ожидала я от тебя такого, — потрясенно покачала я головой, глядя на, не менее красочное лицо девушки:
— Любит?.. Русан меня любит?
— Ага… Дуреха ты моя несчастно-счастливая, — бросились мы с Любоней в обоюдные объятия, сопровождаемые новым ручьем из слез…
Звезды сквозь орешниковые ветви то исчезали от легких порывов ветра, то вновь нам с подругой, лежащим сейчас на спинах, принимались подмигивать. И до конца этой волшебной, но самой короткой в году ночи было еще далеко. Хотя, все слезы уже были выплаканы и все признания сделаны. Оставалось, лишь просто лежать, пялясь в далекое тихое небо…
— … Ну и вот… А потом, когда он меня из той полыньи вытащил, то подарил свой заветный талисман — ключ. И сказал, что он будет теперь меня всегда охранять… Ну и потом, после того случая, Ольбег ему приказал везде меня сопровождать. Чтоб вдругорядь подобное не случилось, — со вздохом закончила Любоня и замолчала, не отрываясь от звезд.
— Ага. И с тех самых пор ты в него влюбилась. Видать, тот «заветный ключик» и сердце твое открыл.
— Видать… — вновь вздохнула подруга. — Я его с тех пор всегда на веревочке так и ношу, вместе с Мокошьим оберегом… Евся…
— Чего? — скосилась я на ее девичий профиль.
— А где твой венок? Ты ж на берегу еще в нем была.
— Не знаю. Наверное, у оврага за кусты зацепился, когда я в них тебя искала.
— Это плохо… Евся… А он правда меня любит? Ты только честно скажи. Я ж знаю, ты, как внучка волхва такое… видишь.
— Правда, Любоня. Еще как любит, — настала и моя очередь для душевного вздоха. — Ты мне скажи, а как теперь с женихом то твоим быть?
— Ой, давай сейчас не будем об этом? В такую-то ночь. Давай просто помолчим и… помечтаем?
— Ну, давай… Как скажешь…
Правда, «мечтать» у нас долго не получилось — мне особо-то было не о чем, а подруга моя и вовсе скоро засопела под моим боком. Прямо, как в детстве, когда мы с ней в луга убегали, чтоб, раскинувшись на высоченных стогах звезды считать. Да только прошли те беззаботные времена. Хоть и считаем мы сейчас на порядок лучше…
— Любонь? — шепотом позвала я, приподнявшись на локте.
— М-м… — и весь ответ. Ну, да мне сейчас другого и не надо: