— Это и есть твоя просьба?
— Да. И очень серьезная.
— Хорошо, — склонил голову набок мужчина. — Тогда и ты мне пообещай, что обязательно это сделаешь.
— Торжественно клянусь. Если ты мне мою свистульку вернешь.
— Ты же ее выбросила?
— Погулять выпустила, попастись в травке. Это же — кентавр.
— Кентавры — не кони. Они в траве не пасутся, — серьезно заметил Стахос, а потом качнул головой. — Ладно, забирай. Только, она-то здесь причем?
— А вы теперь с этим кентавром для меня — одно целое. Я по ней тебя и найду.
— Понятно, — внимательно посмотрел на меня мужчина. Ну, не объяснять же ему на пальцах, в самом деле, как моя магия действует. Да и вообще, не время сейчас этим заниматься:
— Стахос, мне пора, — заглянула я в его бездонные глаза. — Скоро рассвет.
— Ну да, — вздохнув, окинул он взглядом небо над моей головой. — Значит, вариант с веревкой точно, не наш?
— Сам ей обмотайся. Вдруг, по дороге в Букошь заснешь, — освободилась я из теплых мужских объятий, тут же зябко передернув плечами. — Прощай, Стах.
— До свидания, Евсения. И помни, я тебя нашел. А значит, не потеряю. Даже без свистульки…
Обратно я уже не спешила, аккуратно прыгая по камням вдоль Тихого ручья. Временами на них же замирала, повторяя шепотом свои слова Стахосу и его мне ответы. Шла и… как это… слово умное… анализировала. Да, приводила в порядок собственные, незнакомые мне мысли и ощущения после этой встречи у орешникового тына… Ведь, почему мне больно резанула по сердцу увиденная утром картина на подружкиной кухне? Да потому, что, даже сквозь дриадский охранный инстинкт, приглушающий происходящее, даже сквозь пелену наброшенной личины ощущала всегда мерзость и холод от чужих, нежеланных прикосновений. А сейчас… А что сейчас? Сама же к «чужаку» в объятья и нырнула. И выбираться из них не спешила, вдыхая запах мужского, пряного тела. И если раньше «принимала» в Стахосе лишь его удивительные глаза, пробудившие меня от многолетней «сорной» спячки, то теперь, с изумлением начала понимать, что и он сам, весь, целиком: с руками, телом и голосом мне тоже благоприятен… Вот ведь, дела…
— Но, целовать я его все равно не буду. Если конечно, выживу, — уверив саму себя, рухнула, наконец, на мягкую лежанку. И тут же, едва успев запахнуться одеялом, провалилась в предрассветный сон… Без всяких сновидений…
Дождь пришел в заповедный лес с востока. Переполз, вместе с низкими тучами через Рудные горы и к обеду совсем разошелся, стуча каплями, по черепичной крыше и змейками стекая по окнам. Озеро накрыло туманом, сквозь который мутным пятном над водой темнел мой камень. И во всей этой, окружившей дом, седой пелене казалась сейчас совсем уж нереальной звездная ночь на клеверном лугу… Только лишь маленькая деревянная свистулька, мой ручной кентавр, твердил об обратном. Правда, молча… Пригревшись в сжатой руке…
— Адона, мне сегодня вечером нужно будет уйти… в Букошь, — дриада оторвавшись от своей вязки, передвинулась ко мне по лавке, и внимательно посмотрела в глаза. Я же свои, напротив, отвела к водяным струйкам на стекле. — И спасибо, что не спрашиваешь: зачем и к кому…Ты знаешь… Это, наверное, странно, но, я теперь совсем не чувствую себя свободным лесным духом. Все время хочется чего-то. Так хочется, что сердце ноет… А чего, сама не пойму. А ты?.. Ты когда-нибудь была свободной? — нянька моя вздохнула и снова вернулась к своему занятию, ловко выводя крючком зеленые ниточные узоры. — Адона. У нас с тобой все будет замечательно… Ну да, особенно, когда я надену свой новый ажурный жилетик. А к вечеру не успеешь закончить?.. Хотя… И так сойдет…
А вот с Тишком все так гладко не вышло. И бесенок за свою услугу проводника запросил с меня полный отчет о намерениях:
— Да что ты ко мне пристал то? — отмахиваясь в который раз от его возмущенного верещания, тормознула я посреди тропки и уперла руки в бока. — Может и сам тогда разоткровенничаешься и поведаешь мне, отчего я «бестолочь тиноглазая»?
— А то ты сама не знаешь? — фыркнул в ответ бесенок, тоже подбоченясь. — В такое место, в такое время, с такими бестолковыми мыслями в голове. Мало тебе этого?
— А знаешь что?.. Скачи ко ты обратно. И без тебя управлюсь, — прищурила я на него глаза.
— Ага. Сберегла собака нос — прищемила дверью хвост.
— Выкручусь, как-нибудь, — только и буркнула я, вновь срываясь в путь.
— Постой!.. Бестолочь тиноглазая… Здесь «нырять» будем. И чтоб слушалась меня. А то брошу и останешься и без носа и без хвоста.