— Ба-архат, — первым делом, как собаке, протянула я ему свою, пахнущую яблочным соком ладонь. Конь в ответ фыркнул. Я — удивленно выкатила глаза. — Ага-а…
— Евсения… Он уже тебе… говорит? — шепотом и почему-то, пригнувшись, проблеял подросток.
— Ругается, — уверила я в ответ.
— Как?
— Матом… портовым, — а потом не выдержала и рассмеялась, глядя в округлившиеся синие глазища. — Ему запах мой не понравился, наглецу. А знаешь, почему?.. Его бывший хозяин, перед тем, как начинать запрягать, вначале всегда задабривал… солеными огурцами. Поэтому он и с тебя такое же поощрение требует. Без огурцов — никак, Стриж. Ни в какие ворота.
— А-а-а, — открыл тот широко еще и свой рот. — То-то я… И как они еще на пару не спились, раз огурцами оба по утрам опохмелялись. Ну, то есть… Евсения, спасибо, — и смолк, вдруг, смущенно почесав выгоревшую макушку.
— Да, не за что. А нашим лошадям здесь хорошо. Спокойно. И тебе за это тоже спасибо. И что выводил их во двор, тоже… — развернувшись, замолчала я. — Мне послышалось или… Да нет — зовут. Мне пора, Стриж, — и рванула на выход, лишь напоследок, подмигнув своей Коре, потому как…
— Евся!.. Ев… Ой, ну точно, тут, — торчавшая долечку назад из-за воротец голова Любони, склонилась вбок, кому-то недовольно поясняя. Да не кому то, а я знаю, кому. И знаю, отчего из-за ворот — курсирующий с другой их стороны индюк, завидев меня, срочно ретировался под ближайшую подводу.
— Извините, я забыла, что ключ с собой забрала.
— Да что там, — вздохнула подруга так, что едва мои кренделя ни взметнулись. — Евся, у нас дурные вести… — а кто б сомневался…
— Нет, я все равно мало что понимаю, — в который раз, остановилась я у окна и, на всякий случай, в него выглянула. Хотя, кто его знает, зачем? Просто, раз Стах так делал, то и я теперь тоже должна. — Любонь, расскажи еще раз.
— Рассказываю, — тоже в который раз, вздохнула моя подруга. — Я была в лавке — сковородку тетке выбирала. Там, продавец долго копался, потом в кладовку ушел — нужный размер искал. Потому как мне надо было с ручкой, чтоб…
— Любонь, это можешь не рассказывать.
— Ладно, — покорно кивнула та. — В общем, жду я его и от скуки пялюсь в окно. Как, вдруг, вижу — ведут. Стаха ведут, связанного. Двое — по бокам, двое — сзади и все — с мечами наголо. Ах, да. У тех, что сзади арбалеты были, взведенные.
— Это я тоже… помню. С чего вы взяли то, что его не наймиты очередные увели?
— А с того, что на них форма была, — нетерпеливо откликнулся, бдящий у двери Тишок. — И бляхи на груди. И еще один из них с проезжающим по улице раскланялся. Значит, местные.
— И не Прокурат. У их рыцарей другая одежда. А эти… ну, как их…
— Городская стража, — вздохнул бес. — Они и увели нашего… вашего… твоего, Евся, жениха.
— Ага. Я, как увидала, сразу выскочила на улицу. Продавец с найденной сковородкой — за мной. Хотела Стаха окликнуть, чтоб спросить, а Тишок меня за ногу цапнул, — скосилась девушка со своей кровати на обидчика. Тот же, в ответ фыркнул:
— Ну, правильно. Ты думаешь, Стах меня у дерева не заметил? Да он сделал вид, что ни тебя ни меня не знает, чтоб нас под удар не подставить. Хотя, заговори он с собакой… — вдруг, впал в задумчивость Тишок… Можно подумать, заговори он с бесом… Да о чем я вообще сама думаю?
— Та-ак, — наконец, отвернувшись от окна, встрепенулась я. — Что было дальше, я поняла: Любоня вернулась в лавку, ты рванул следом и проследил, куда его увели.
— Угу. В местную каталажку.
— Теперь давай о ней.
— Да что толку то? — вздохнул со значением бес. — Я ж говорю — гиблое место. Каменное, с металлическими дверями и внутри — защита от магии. И это тебе не висюлька на шее у Стаха. Здесь — гораздо мощнее «броня».
— Ага. Ну, об этом позже. Главное, что они оба живы.
— Пока — да. Потому как у самого входа один стражник у другого поинтересовался, куда этого вести: к утреннему из порта или — в отдельную камеру.
— И вы знаете что? — подала голос Любоня. — Мне кажется, ножки опять из той же… растут.
— Это ты про чью сейчас задницу так культурно намекаешь? — прямолинейно уточнил Тишок.
— Про своего бывшего жениха, — окрысилась та собственным, сцепленным рукам. — Не знаю, может то, моя… фантазия, я имею в виду выводы, но камушек в перстеньке на руке одного из них я хорошо разглядела — палатум. И точно знаю, что он один, без золотой оправы стоит, как годовалая телка. А в этом захолустье, не думаю, чтоб у городской стражи жалование было до подобных украшений доросшее.