— Евся, а что это за цветы? Они так вкусно пахнут.
— Не знаю. Самой интересно.
— Нарциссы. Это «Чаша обманных надежд». Потому что нарциссы эти надежды собой символизируют. Мне про нее Феофан в детстве рассказывал.
— Ну, значит, мы уже рядом. И если верить моей карте, за ней, через ущелье — наш очередной промежуточный пункт.
— Аф-фх-хи. О-ох… Новая напасть на мой длинный нос.
— Да ну тебя. Лучше, глянь, какая тут… красота. Хоть и обманная.
Нет, я бесу, конечно, сочувствовала, но… Красота то какая. Маленькие, будто восковые цветы с белыми, заостренными лепестками и желтой, закрученной веером, сердцевиной волнами ходили под ветром, заполняя собой и своим дурманяще — сладким ароматом все пространство вокруг. Хотя, чашей это место назвать было сложно. Оно, скорее напоминало дно длинной лодки, застеленной цветочным ковром. А мы сейчас, спустившись по тропке с «борта», двигались вдоль ее «хребта». Пока, наконец, действительно не въехали в ущелье, круглой аркой отделяющее, оставшийся за нашими спинами «ковер» от узкого каменного коридора. Я задрала вверх голову, куда сейчас, гулким эхом уносилось цоканье лошадиных подкованных копыт, и увидела кружащих высоко — высоко в небе птиц. И свисающие к нам со склонов деревья, зацепленные за скудную горную землю корнями. А еще закатное солнце…
— Любимая.
— Да?
— Не бойся. Солнце везде одинаково, — будто мысли он мои прочел. — Я уверен, ты полюбишь Тинарру.
— Ты мне это уже говорил. Правда, сейчас я твоим словам верю больше… Скажи, а почему ты сам столько странствовал, если она так прекрасна?
— Это сложный вопрос, — задумался, вдруг, Стахос. — И если я скажу, что, все это время я искал тебя, это тоже будет правдой.
— Ага… Значит, у тебя их несколько, твоих «правд», — сделала я для себя вывод, заставив мужчину громко рассмеяться, уносясь эхом ввысь.
— А вот мне интересно, Стах: как ты определил, что Евся — именно та, которую ты искал? Печать на ней какая стоит? — развернулась к нам на ходу Любоня.
— Как я это понял? — с прищуром посмотрел на меня мужчина. — Мне сначала, вдруг, очень сильно и впервые в жизни захотелось, чтобы мои будущие дети были похожи именно на нее. Только на нее.
— Дочка? — выдохнула я перехватившим голосом.
— Все-все-все, любимая, — с улыбкой качнул он головой. — Это произошло после того, как ты выкинула меня из своего окна. А потом хлопнулась рядом на колени и испуганно заглянула в глаза.
— Ну-у, от такого полета все что угодно может… навеяться, — скорчил скептическую гримасу Тишок. — Мужики, может у вас и Любоне достойный жених найдется? Извини, госпожа души моей, но, я по натуре ветреник и не смогу сделать тебя счастливой. А значит, считаю своим долгом пристроить в надежные руки, пока ты еще не иссохлась по мне окончательно.
— Это ты чёй-то языком мелишь? — попыталась та дотянуться до нахала. — Я сама себе уже нашла. Единственно любимого… Теперь осталось лишь его у судьбы выдернуть. Чтобы тоже… много детей. И все, как положено.
— Вот и правильно, — обменялись мы с подругой «важными» взглядами. И какая ж она у меня, все-таки, молодец. Хоть и с опозданием…
Ущелье вскоре закончилось и с последним порывом гудящего в нем ветра, вынесло нас в спрятанную глубоко в горах, маленькую зеленую долину. И сначала я увидела водопад. Будто Тихий ручей, берущий свое начало из каменной расщелины в заповедном лесу, вдруг многократно умножил свои водные силы. Но, нет. Это был не ручей. Это был бойкий и шумный поток, который брызгами отлетая от выступов, рассыпался вниз — в маленькое мутно — голубое озеро, окруженное густыми кустами. Да, сначала я увидела именно его. А уж потом…
— Это и есть старое пещерное поселение?
— Угу, — сначала привстал в своих стременах Стахос, а потом и вовсе спрыгнул с Капкана в густую траву. — Это оно. Древнее обиталище моих предков — «Город золотой подковы». К нему со стороны Ладмении ведет множество троп, хотя, основную дорогу давно завалило. Но, выход на другую сторону — всего один. Так, Хран?
— По моим данным, да, — последовал и он примеру Стаха. Следом же на землю спустились и мы с Любоней. И один лишь Тишок так и остался водить прочищенным носом в седельной сумке на Перце:
— Вроде ничего враждебного не чую, но надо обойти кругом, — через несколько мгновений важно выдал он, но, я его даже не слушала. Потому что, взобравшись со Стахом на ближайший валун, уже вовсю пялилась на следы чужой, незнакомой жизни.
Здесь и в правду, когда то жили. Но, не знай я заранее о том, что речь идет о кентаврах, то подумала бы, что жили здесь просто люди. Хотя, как я вообще могу здраво судить о таких местах с моим то «книжно-дремучим» прошлым? Просто, тут имелась и площадь у самого главного входа в пещеры, с остатками каменного постамента напротив. И выложенная мелкими булыжниками ограда, рисующая собой полукруг, и даже мостик через уже давно пересохший ручей присутствовал. Тоже каменный. Но, больше всего меня привлекла высокая стела, стоящая поодаль, в окружении разросшегося можжевельника. На ней, даже отсюда, с расстояния в несколько десятков ярдов, хорошо проглядывались узоры и текст на незнакомом мне языке. Очень странные и красивые узоры — сочетание квадратов, кругов и цветочных ветвей, будто вплетенных в эти простые фигуры и соединяющих их в непрерывный орнамент.