Я ненавижу свою слабость сейчас. Ненавижу, что ничего не могу сделать. Голос Рамиреса снова приобретает напускную вежливость, как если бы он разговаривал с гостем в своём доме. Или не напускную — может, он и правда такой всегда. Истинный мясник-эстет. Сознание обесточено, и я больше не способна анализировать происходящее… Всё вышло из-под контроля.
Всё давно вышло из-под грёбанного контроля.
И пока Рамирес, чуть повернувшись корпусом на месте к стоявшему всё это время сзади изваянием Смиту, отдаёт какой-то неразличимый приказ, моё внимание цепляется за ряд стеллажей справа.
Только сейчас я замечаю, что там.
О боже…
В глубине, в лёгком полумраке ряда, лежит труп. Самый настоящий, чёрт побери, труп! Не могу разглядеть толком, кто это — мужчина, женщина… — но чётко вижу, как на стене размазана кровь и что-то ещё.
Неужели… Нет-нет… Нет! Это же ведь не разлетевшиеся мозги?..
Тело вывернуто под неестественным углом, и под ним огромная багровая лужа — удивительно, что она не достаёт до наших ног.
Я инстинктивно дёргаю той ладонью, что привязана, и не могу дотянуться до рта, чтобы прикрыть его и не завыть. Бряцает цепь наручника, и в ноздри словно ударяет тошнотворный запах гнили, трупного смрада и смерти, хотя на самом деле никакого запаха нет. Последнее, что я замечаю в пляшущих полутенях, не в силах оторвать взгляд от этой отвратительной картины жестокого убийства, — это… вывалившиеся из распоротого живота, как клубок змей, внутренности незнакомца.
— Не обращайте внимания на лёгкий беспорядок, Джейн, — я подскакиваю на месте от шлепка тонкой папки с документами о стол и совершенно хладнокровного голоса Рамиреса. Перевожу на него взгляд и уже совсем не пытаюсь удержать слёзы — захватив зубами нижнюю губу, плачу и буквально чувствую, как медленно схожу с ума от увиденного и от того, что будет дальше. Я знаю, что будет дальше. — Здесь не успели прибраться до вашего приезда, уж простите…
Ублюдок.
Какой же. Он. Ублюдок.
Как он может… говорить с такой иронией? Быть таким?..
Теперь я дрожу настолько сильно, что ножки стула подо мной постукивают по бетонному покрытию пола. Прикладываю все усилия, какие только есть, чтобы больше не смотреть в тот проход между стеллажами. Да и низкий голос мерзавца напротив не даёт расслабиться:
— Вернёмся к нашим делам, если вы не против, — Рамирес любовно проводит ладонью по лежащей папке. — Вы вчера похоронили отца, Джейн. Что-то с сердцем, не так ли?
Клацнув зубами, я сквозь тихие рыдания сипло отвечаю:
— Да…
— Удивительно это всё, конечно. Я знал Эдварда, и достаточно давно, так что, признаюсь — для меня новость была неожиданной. Он не казался больным… — Рамирес неторопливо раскрывает папку, в которой едва слышно шуршат бумаги. Сквозь влагу на глазах я замечаю своё фото на первой странице и с новой леденящей волной ужаса понимаю, что у него на меня — досье. А в голове назойливым стуком забивающейся сваи один вопрос — что значит «знал отца и давно?»
Пожалуйста… Пусть всё уже закончится…
Я до бликающих точек сжимаю веки, опустив голову.
— Ну-ну, Джейн. Право, не понимаю, почему вы так сейчас страдаете? — мой мучитель опять вкладывает тонну сарказма в свои фразы, демонстрируя максимально возможное бездушие. А я попросту позволяю ему экзекуцию. Полное уничтожение меня. — Страдать надо было раньше. Намного-о-о раньше. Кстати, я бы вас чем-нибудь угостил, но, увы, обстоятельства того не предусматривают. Вот выбери вы вчера ресторан…
Повисает короткая пауза: я успеваю свободной ладонью вытереть нос и заткнуть себе рот, чтобы не закричать во весь голос. Альваро нарочито медленно поднимает бумаги, всматриваясь в них словно в первый раз, и наигранно продолжает:
— Смерть вашего отца опечалила меня, Джейн, и в первую очередь тем, что спутала все планы. А я так не люблю, когда что-то мешает моим планам. Видите ли, в чём загвоздка, — Рамирес немного наклоняется ко мне, испепеляя взглядом. — Эдвард Ричардс должен был мне двести тысяч. Просил для своей любимой дочери, кажется…
Он знает… Боже, он обо всём знает…
Неужели отец рассказал ему?
И как он мог связаться с таким человеком, как Рамирес? Почему он взял сумму именно у него?..
— Расскажете, Джейн, на что вам были нужны деньги? Хотя нет, давайте я сам. Итак, по порядку, — первый лист с фото ложится прямо под моим носом. Я всхлипываю, пристально, как мазохистка, всматриваясь в своё изображение. А Рамирес продолжает вдалбливать в меня каждое последующее слово… — Джейн Эдвард Ричардс, родилась в Нью-Йорке, 10 сентября 1986 года, в семье секретаря и финансиста, ставшего впоследствии сенатором. Детали о вашем детстве и родителях я опущу, но надо заметить, что Йельский университет вы закончили с отличием, получили практику сначала в небольшой конторе, а затем — в «Беккер и партнёры». Кажется, ваш отец замолвил за вас словечко, хотя ваших мозгов хватило бы и на самостоятельное трудоустройство. Далее… Так-так… В один прекрасный июньский день судьба свела вас с Роджером Гэмбли.