— Итак, мы начина-а-а-аем! Меня зовут Леонард Илларионович,— отрекомендовался наш шеф.— Фамилия моя, допустим, Леонов, хотя, как нетрудно догадаться, Леонов я только для вас, поелику группа наша будет группой на букву «эль». Была бы группа на букву «эм», я был бы Михайловым, на «эс» — Сергеевым. В работе нашей фамилии менять приходится так частенько, что настоящую свою фамилию нам, профессионалам, лучше и вовсе забыть. Что касается вас, кооптированных, то здесь во время занятий и вообще друг для друга вы будете тоже на «эль», об этом мы говорили в предварительных наших беседах. Фамилия у каждого будет на «эль», причем иногда с огорчительной для вас эмоциональной окраской. Имя тоже на «эль», а отчество произвольно, хотя и с обязательным присутствием в нем буквы «эль». Итак, делаю перекличку. Я фамилию вашу новую называю, а вы уж, будьте добры, отвечайте мне, называйте свое имя-отчество.
Леонов (Михайлов, Сергеев) отодвинулся от стола, обернулся, открыл маленький сейф, вынул список, посмотрел на него и мягко позвал:
— Ладнова.
— Я, Леонелла Владимировна,— как-то слишком уж спокойно отозвалась круглоликая женщина.
Тогда шеф рубанул отрывисто:
— Лапоть.
— Я, Леонид Валентинович,— отозвался коротко стриженный.
— Лаприндашвили?
— Я,— сказал сорокалетний, с лицом, обрамленным бородкой.— Только имени у меня еще нет.
— Имени? Знаю, что нет. Имя для вас уже запросили, ЭВМ подбирает, но загружены у нас ЭВМ, придется денек-другой подождать, имя вам сообщат дополнительно, в рабочем порядке. Ласкавый?
— Я Ласкавый, Леонид Юлианович.
— Лианозян?
— Лиана Левоновна я.— Это армяночка полногрудая с усиками, с зовущими глазами навыкате.
— Лимонова?
— Я, а зовут меня у вас странно как-то. Луна. Луна Владовна.
— Ничего странного, ЭВМ рассчитала: на ваш день рождения историческое событие приходится, ракета Луны достигла. Наша ракета советская. В честь этого вам и имя подобрано. Ловчев?
— Ловчев Леопольд Леопольдович,— Это тоже бородатый, но борода у него размашистая, славянская, русая.
Тут Леонов назвал и меня, и я вскинулся, отозвался на непривычную для меня фамилию, присоединил к ней причудливое, старомодное имя и отчество. Он взглянул на меня поверх списка, улубнулся глазами — по-человечески участливо и сочувственно. Позже я догадался: ЭВМ он козырял, по-блатному сказать, для понту; блефовал; никакой ЭВМ в данном случае и поблизости не было, имена и фамилии нам он выдумывал сам, не особенно напрягая воображение. Для меня, однако же, постарался, выдал нечто уж хотя бы пристойное.
Вновь Леонов уткнулся в список:
— Любимова?
— Я, Лада Юльевна.
Симпатичная она, Лада Юльевна: рядом со мной сидит, руки чинно на краешек стола положила, а пальцы у нее какие-то сочные, вкусные. Пианистка, что ли?
— Лютикова,— говорит между тем наш шеф.
— Лилия Алексеевна, я.
— Люциферова?
Ничему не удивляться просили нас всех, тем не менее все нервически вздрагивают, даже, кажется, сама Люциферова.
— Лю-ци-фе-ро-ва? — говорит она удивленно.
— Да, Люциферова. Люциферова, именно так.— Шеф упрямо, как пишут порою, взбычился; смотрит он на девушку исподлобья.
— Люциферова — я. А зовут меня Любовью. Я Любовь Алексеевна.
— Гм, да,— вздыхает наш шеф, успокоившись.— Дисциплина дисциплиной, конечно, но по-человечески я вас понимаю. Не лучший вариант, нет. Но ЭВМ! Она знает, как надо. Кто же у нас остался? Кстати, должен вам сообщить, что еще одна есть, но она на ближайшие занятия не может прийти, присоединится попозже. А так — кто же? Ляжкин и Ляжкина, да?
— Лев Александрович,— отрекомендовался тип, чудом сохранивший какую-то дворянскую церемонность; тип, кажется, моложе меня, но ненамного: с проседью тип, седеющие усики, очки без оправы. Да, церемонный тип, а отчество он произнес, чарующе прокартавив: мол, Александ’ович.
— Ляжкина?
— Я,— отвечает девочка (девочка да и только!), сидящая напротив меня. Я вижу, как по личику ее расползается боль обиды: пухнет носик, ясные голубые глаза увлажняются.— Лидия Поликарповна.