Глупость сделанного Борей теперь била в глаза с очевидностью, понятной и последнему дураку. Дело шло к суду — скучнейшему, пошлому. «Лет двенадцать дадут»,— озабоченно и деловито сулили на СТОА-10: там прекрасно помнили Борю, сострадали ему, а на следствии, как водится, от всего отнекивались. «Мы не знаем... Не помним...» Работяги гнули одно: «Он хороший парень, Борис-то... По работе и в личной жизни все путем у него... план давал на сто двадцать три процента, а по женской части... Не замечали ни в чем».
Будет суд. Уведут, запрут Борю в клетку. А гуру всю жизнь в Столбах догнивать? Не выпустят; и выходит, Боря только хуже наделал? Или выпустят все-таки?
Забегал ко мне Яша все реже. Я спросил у него: почему же, если их ватага столь сильна и могуча, не смогли они во благовременьи исхитриться воздействовать на главного психиатра города Москвы и Московской области и внушить ему, чтобы он гуру отпустил? И тогда бы уж великий гуру прорывался бы к мировому господству, ко всем почестям, которые могли бы воздаться мессии, настоящему, доподлинному освободителю человечества. Так гордились своим могуществом, а до дела дошло — заурядная уголовщина!
Яша только рычал мне в ответ. Уходил, хлопнув дверью.
И какая-то сила гнала Яшу к посольствам. Америки? Нет, у США посольство большое, торжественное, милиции возле него понаставлено...
Брел по улице, сворачивая за угол: Кипр. Кипр, где это? Туда сигануть, попросить политического убежища? А как выбраться из Москвы?
И ходил он по городу, изнывая; от посольства к посольству: присматривался.
— Я вам главное должен, друзья мои, сообщить и самое, полагаю, тра-ги-чес-ко-е. Или, проще, тяжелое,— Наш Леоныч волновался заметно, поправлял безупречно завязанный галстук. — Происшествие в праздник всенародной Победы над фашистской Германией разбирают на самом верху. — Указал на потолок тем бессмертным жестом ответственного чиновника, коим долгое время объяснялись и оправдывались все притеснения, глупости и иные проделки развитого (реального) социализма: это, дескать, там, наверху, решили, есть мнение, и не нам с этим мнением спорить,— Результаты вам сообщат на началах строжайшей гостайны. Но я все-таки могу информировать вас о том, что...
Сергей умер сразу. Динара — в секретной больнице, в реанимации; с разрешения врача успели записать на магнитофон ее лепет,- что-то выудить из него: детали, подробности.
А потом было вскрытие тел Динары, Сергея; даже лошадь разрезали, будто дети, потрошащие игрушку-лошадку. Все происходило в секретнейшем морге, по соседству с подземельем, где снимают с нас психоэнергию: есть там, видимо, и какое-то судебно-медицинское учреждение, что-то вроде лаборатории. Результат: Динара ждала ребеночка.
— Второй месяц, да,— продолжал волноваться Леоныч,— Вто-рой ме-сяц! Что там было у них, я не знаю и в подробности входить не имею полного права. Я готов допустить, что была и любовь. Большая, хорошая. Перспективная, значит: создание новой семьи; у нас тоже не ангелы сотрудничают, вот так. Но в служебное время! При исполнении! Да, утрата бдительности в наших рядах наличествует, от такой формулировки уйти мы не можем.. Офицер, понимаете ли, и штатный работник ГУОХПАМОНа, а для вас не секрет, что наши товарищи и в ГУОХПАМОН внедрены...
Разводил руками Леоныч. Был озадачен: он по-доброму сострадал погибшим, он старался понять их и оправдать, но не мог примириться с вопиющим нарушением установленных в КГБ порядков да и с тем, что мальчишка и девчонка обвели его вокруг пальца.
Мы сидели, собравшись в кружок, за привычным столом, переглядывались, вздыхали. У девиц-кариатид глаза были на мокром месте. Тихо сопел Лапоть.
— Да, так-то. — И Леоныч нервно барабанил пальцами по столу,— Омрачен населению праздник, и опять же семьи погибших... Официальная версия события сформулирована руководством и утверждена о-кон-ча-тель-но: пала лошадь конной милиций; по случайности отбилась, забрела на Петровку да тут-то и пала. Ничего особенного; у великого русского писателя-реалиста Федора Михайловича Достоевского есть про нечто такое, у Маяковского — тоже, у Владимира Владимировича. Хорошо описано, все правдиво: лошадь в городе умирает; а люди, конечное дело, смотрят. Что ж, бывает, падают лошади и в современных условиях. Наша служба замены сработала на «отлично», через восемь минут по падении Аполлона-коллектора первоначальный объект водрузили на место. Психоэнергию с разбившегося своевременно сняли,— Снова галстук поправил.— А теперь о веселом, потому что живой о живом и думает. Вы ускоренный курс закончили с блеском, получаете дипломы с отличием. Все! Мы дипломы — уж вы сами должны понимать — вам только покажем, а в дальнейшем они будут в ваших личных делах храниться, сказать прямо, в досье, хоть по официальной версии никаких досье на советских людей у нас не заводят. Поступаете в распоряжение 33-го отдела.