Послушник проводил пару в их кельи, они остались ещё со времен, когда эта церковь была обителью монастыря Тринитариев. Естественно в одной келье поселить их не могли поэтому им выделили соседние помещения. В которых им и предстояло провести сегодняшнею ночь….
Бежать! Они должны бежать! Ее рука болела от того, как сильно ее сжимала мощная длань священника, но она стоически терпела и продолжала бежать. Ее глаза слезились от едкого дыма, а к горлу подкатывала тошнота от приторно сладкого запаха горящего человеческого мяса. Крики и стоны были столь громкими, временами девочка теряла слух, и эти мгновения были для нее блаженством.
Она не могла толком рассмотреть где находится, ей мешали лезущий в глаза дым, слёзы и спина священника, что тянул ее за собой и приговаривал, что все будет хорошо, даже сквозь крики его голос был слышен и вселял в девочку надежду. Однако отсутствие видимости не мешало девочке, ведь она итак знал где они. Это старый подвал ее семьи. Семьи, что замыслила нечто ужасное. Вот впереди показалась лестница наверх и казалось выход уже совсем рядом, когда все крики вдруг отошли на задний план. Нет они не исчезли совсем, просто стали тише, но это не значило что все кончено ведь позади раздался женский плачь.
- Не бросай меня, нет! Вернись за мной, доченька, прошу вернись! Мне больно! – звуки мелодичного некогда голоса, были теперь похожи на рёв какого-то чудища, девочка старалась закрыть уши, не слушать и просто бежать, но голос мамы не отпускал ее. Мама всегда добрая, всегда улыбается, никогда не кричит и не злится. Но не в этот раз сегодня она была другой. Одетая в чёрные одежды, она кричала и ругалась на других людей в таких же робах, она, мама, которая всегда так любила их с братом, и та которая так холодно смотрела на то, как в Амодео вонзили нож, и как он истекал кровью на большом камне. Мама, что никогда не ссорилась с папой и мама, что своими руками перерезала ему горло. Все эти образы вставали перед девочкой, все эти образы наполняли ее болью и отчаяньем и вместе с тем, они наполняли душу девочки пламенем злобы, пламенем, что сейчас заливало стены подвала и пожирало людей, что причинили ей и ее семье лишь боль. Но все эти образы меркли перед голосом.
- Нет! Не бросай меня, дочка, вернись, ко мне – он кричал долго, срываясь на хрип, но когда девочка и священник были уже почти у самой лестницы голос вдруг изменился, превратившись в чудовищный рёв, исполненный ненависти и страха
- Будь ты проклята, паршивка! Зачем я родила тебя, неблагодарная дочь! – она ревела и от этого на душе девочки становилось только хуже, ведь для любого ребёнка это самые страшные слова на земле. Для любого ребёнка нет большего страха, чем знать, что родители его не любят. В этот момент девочка и вправду хотела вернуться за мамой и вернуть те дни, когда все было хорошо, но голос не унимался
- Будь ты проклята, Виолетта! – прокричала мать и сон прервался.
Виолетта села на кровати вся покрытая холодным потом, зрачки ее были расширены, а на лице отпечатался ужас. Уже долгое время она не видела этот сон, уже очень много лет она старалась забыть тот день и то, что случилось с ее семьей, но вот сегодня к ней вернулись страшные воспоминания, вернулись и вновь ввергли ее душу во страх. Как много раз она просыпалась вот так в монастырском приюте, как много раз она слышала эти страшные слова «Будь ты проклята, Виолетта!»
- Я итак проклята, мама. – тихо сказала девушка, обращаясь в пустоту. Взгляд ее был направлен на дверь, в которую кто-то ломился. Запоздало осознав, что дверь надо бы открыть, девушка, поправив ночную рубашку встала и подошла к обычной деревянной двери, а затем окинув взглядом келью, маленькую комнату с окном обставленную в спартанском стиле, и открыла дверь. В коридоре стоял отец Александр, лицо его было взволнованным или даже скорее испуганным, в руке он сжимал крест и было видно, что от нервов руки его дрожат.
- Что стряслось? - спросил священник у своей напарницы, но увидев недоумевающий взгляд девушки, добавил, - Ты кричала я решил, что что-то случилось.
- Нет… Ничего… Просто кошмар приснился – Виолетте было трудно говорить, да и дышать если честно тоже. Правда задыхалась она по весьма пикантной причине. Просто все дело было в том, что девушка, которая воспитывалась в строгости монастырского приюта никогда не видела мужчину без одежды. На лице девушки играл стыдливый румянец, а взгляд то и дело падал туда, куда не следовало. Отец Александр с пару секунд стоял и смотрел на нее, а затем проследил за ее взглядом и в сердцах выпалил.