С минуту они шли в неловком молчании. Ревинзель и Мо-Мо виновато переглядывались, добела сжимая губы.
- А вот твой дед, - не успокаивался Бальтазар. – Наверняка, он за тобой присматривает, да?
- Бал! – На этот раз не выдержала уже Мо-Мо.
- Дед сгорел в том пожаре, что бабка устроила. – Паренек оглянулся на присмиревшего Бальтазара. – Он всегда говорил, что из-за бабки от стыда сгорит. Ну, вот и сгорел.
Ревинзель и Мо-Мо тихо прыснули и сжали друг друга в крепких объятиях. Бальтазар оглянулся на них и удивленно почесал голову – чего же тут смешного, когда в семье такое горе.
- А кто же тебя теперь растит? – спросил он.
- Так вся деревня и растит, по мере сил.
Бальтазар и Ревинзель обменялись понимающими взглядами. Им это до боли напоминало их собственные жизни: маленькие дети, родителей которых забрали Блуждающие Волны; лица старших, решающих как поступить с сиротками; обноски и объедки; одиночество и пустота. И пусть их так же растила вся деревня, все эти годы только они трое были друг у друга. Они трое и Риолин. Бальтазар до боли в пальцах сжал в руке две Нетающие Льдинки, привязанные к навершию его меча.
- Пришли! – воскликнул мальчик, прерывая всеобщее молчаливое размышление. – Вот вы и в Соснах.
- Спасибо, что проводил нас, Алуин. – Мо-Мо погладила его по голове.
- И вам спасибо, красивая тетя. Вон там дом старейшины. Он вам поможет. А вон там таверна. А мне надо возвращаться, а то ужина не видать как своих мышей.
- Ушей, - поправил его Ревинзель.
- Ну да. – Мальчишка внимательно посмотрел на закутанного в черную мантию парня. – Защищайте красивую тетю, странный красноглазый дядя.
- Непременно. Я тебе обещаю.
И мальчик, помахав им на прощание, бросился бежать вдоль домов, сверкая грязными пятками.
Ребята постояли еще с минуту глядя ему вслед, а затем Бальтазар пробормотал, нервно позвякивая Льдинками за спиной:
- Пойдем, что ли?
Старейшина и чародейка
- А чего у всех глаза-то разные? Болеете?
Старейшина оказался дремучим стариком с длинными седыми волосами и жидкой бороденкой. Он сидел за столом в прихожей, освещенный светом сразу с дюжины свечей. В комнате было так ярко, что казалось, бревенчатые стены светятся изнутри.
- Если вам так будет удобнее, - ответил Ревинзель, безразлично пожимая плечами.
Старейшина молча смотрел на них, пожевывая старческими губами.
- И чего вам надобно?
- Не нам, старейшина. Вам.
Ревинзель уже начинал терять терпение. Как и обычно, в подобной ситуации, и Мо-Мо и Бальтазар предоставили право вести диалог более умному товарищу, сведущему в подобных переговорах, а сами стояли в сторонке и помалкивали, изредка бросая на старейшину подозрительные взгляды.
- Нам? – Старейшина карикатурно распахнул глаза. – И что же это нам надобно?
- Говорят, в Мертвом лесу завелось что-то.
Стул под старейшиной громко скрипнул, но больше он ничем не выдал своего волнения. Даже напротив, подозрительности в нем только прибавилось.
- И с чего это вам помогать нам? Никак хотите ободрать нас как липу и сбежать с денежкой-то?
- Идемте отсюда, - скомандовал Ревинзель.
Парни развернулись и двинулись к выходу. Мо-Мо отвесила легкий реверанс.
- Постойте.
Ревинзель потянул дверь на себя.
- Постойте, - повторил старейшина. – Вернитесь, прошу вас.
Парни переглянулись. Бальтазар подошел к старейшине первым. За ним поспешила Мо-Мо. И только Ревинзель не спешил возвращаться и хмуро поглядывал на старика, не решаясь отпускать ручку двери.
- Вернитесь, юноша, прошу. – Старейшина указал рукой на стулья за столом. – Присаживайтесь.
Прикрыв дверь, Ревинзель помог сесть Мо-Мо, отодвинув для нее стул.
- Нэ'тэ ма'серас, - поблагодарила его девушка.
Он улыбнулся ей в ответ и присел рядом, напротив старика. Бальтазар сел между ними и принялся переводить взгляд с одного на другого.
- Ну, – кивнул старик, - и с чего вы решили, что сможете нам помочь? Люди постарше, да посильнее вас пытались, да так и не вернулись из Мертвого леса.
- А с того, старейшина, что с недавних пор это наша обязанность. – Ревинзель уронил правую руку на стол перед стариком, демонстрируя кольцо из темного серебра с большим черным камнем, в котором медленно переливалась Тьма. – Наше бремя.