Я торопливо взобралась в экипаж. Казалось, помедли я — и могу передумать. Хотя что бы изменилось от моего решения? Не по своей воле я уезжаю…
Мы вновь отправились в путь. Я смотрела в окно, разглядывая наш эскорт и окружающую природу. В один момент, когда мы заехали на невысокий холм, на горизонте я увидела всадника. Его стать, силуэт, был до боли знакомы, но стоило мне заметить его — он поспешил скрыться.
Неужели не показалось?.. Трудно перепутать с кем-то императора всероссийского…
— Спасибо, ваше величество, — прошептала.
— Что? — переспросил князь.
— Ничего, просто мысли в слух…
Спасибо за то, что не воспротивились, за то, что пытаетесь услышать. Возможно, именно вы будете лучшим императором в истории, и я буду молиться за вас.
Не верится… Конец ли это? Да, один путь завершён, но за ним — новый. Как всё обернётся? Бог знает. Отныне я свободна, я замужем — могла ли я о таком мечтать? Я сделала всё, что было в моих силах, и теперь я просто пойду дальше.
А впереди — самое трудное путешествие. Но, быть может, и самое счастливое?
— Вы и правда собирались убить Илью?
— Никогда.
Ответ его рассказал мне слишком многое, даже то, чего бы мне, кажется, совсем не хотелось знать.
Решившись, я сняла вуаль, платок. Стало неимоверно легко, и я улыбнулась в ответ на внимательный взгляд супруга.
— Я не одна.
— Больше никогда, — наклонившись, он поцеловал меня в лоб. Сопротивляться не стала — лишь подставила губы, желая, наконец, завершить наше венчание.
Письмо Лизаветы Вавиловой-Воронцовой, опубликованное в «Современнике» в ноябре 1859 года под названием «Путёмъ правды» и разошедшееся рекордными тиражами:
«Друзья! Печальными могутъ показаться обстоятельства моего къ вамъ обращенія, но знайте — я счастлива какъ никогда раньше. Не описать словами мои нескончаемые вамъ благодарности — я молю Бога за васъ и ваше благополучіе. Ваша поддержка оказалась для меня живительной, прошлая тоска смѣнилась радостью отъ предстоящаго приключенія. Быть можетъ, намъ съ вами не суждено болѣ встрѣтиться, а можетъ — пути наши еще не разъ пересѣкутся. Не печальтесь обо мнѣ, невозможна для меня судьба лучше, чѣмъ эта, и знайте — я не жалѣю и никогда не буду жалѣть о словахъ своихъ, о рѣшеніяхъ и поступкахъ. Если бы выборъ всталъ передо мной еще разъ — я вновь бы выбрала правду, вѣдь за правдой — будущее.
Знайте, что обвиненія на мой счетъ — злой навѣтъ и никогда я не желала Россіи ничего дурного, однако и признать правильность всѣхъ принятыхъ рѣшеній я не въ правѣ. «Справедливость да потечетъ какъ вода, и правда — какъ сильный потокъ.» (Амосъ: 5:24) Человѣкъ человѣку братъ, и каждый — пастырь своей паствы. Нѣтъ ничего хуже посягательства на чужое — и съ этой истиной я никогда не разстанусь.
Мнѣ повѣдали, что всякаго, поддержавшаго меня въ томъ переломный моментъ ожидаетъ наказаніе, однако не стоитъ о томъ переживать — всякое взысканіе будетъ оплачено съ накопленій Вавиловыхъ и не сочтите за стыдъ обратиться за помощью къ моимъ повѣреннымъ. Всякое имущество должно служить во благо, и потому я оставила послѣ себя капиталы, что будутъ расходоваться безкорыстно и для людей. Пусть это станетъ искупленіемъ моихъ грѣховъ и помощью страждущимъ.
Прошу васъ о маломъ и многомъ въ то же время — боритесь, стремитесь, молитесь. Помните, выборъ — даръ Божій человѣку, такъ выбирайте праведно, страшась отвѣта передъ Нимъ.
Молюсь за васъ и уповаю на ваши молитвы,
Надѣюсь на встрѣчу въ Вѣчности,
Ваша Лиза Вавилова-Воронцова»
Эпилог
Князь Демид Воронцов, как он понял сам, всю жизнь жил только ради себя — ради своих интересов, своего имени, и даже его подчинённость дворянским законам была проявлением эгоизма, нарциссизма, желанием выставить себя человеком высокоморальным, коим он, на деле, не являлся.
Теперь же жизнь его была о другом. Казалось, он перешёл из одной крайности в другую, всякое его решение отныне диктовалось чужим желанием — Лизиным.
Как он боялся её потерять!
Их путь в ссылку был непрост с самого начала — холода наступили внезапно и рано, Лиза тут же заболела. С неделю они ждали, когда пройдёт жар, только потом продолжили путь, и снова болезнь настигла её. Ветры пробирались даже в прогретый экипаж, и в особо холодные дни — а потом и вовсе без повода — Демид сажал Лизу к себе на колени, прижимал, укутывая шинелью. Так она нередко засыпала, сопя, словно маленький зайчик, а иногда — начинала откровенничать, рассказывая самые потаённые секреты.