Я знала, вскоре убили почти всех, кто тогда взял меня в «плен». Знала, что в горах от голода скончались десятки покинувших аул женщин, стариков и детей. Многих горцев казнили на моих глазах, но на моих же глазах обратно в Россию везли казнённых горцами офицеров.
Для меня в этом не было чести. Не было ни гордости, ни доблести. Я видела лишь убийство. Кто-то убивает, чтобы защитить себя, а кто-то, чтобы взять то, что хочется — роли меняются, а суть остаётся.
Я это ненавижу.
И их ненавижу тоже.
Дом встретил меня наказанием. Розги, жгучие, выбивающие слёзы из глаз, оставляющие шрамы. Они, послушные лично Мирюхину, вернули меня к жизни.
Всё проходит. И боль проходит. И даже глупости — проходят. Как страшен был мой проступок, раз я понесла такое наказание? Мой добрый опекун, вечно защищающий меня перед отцом — перед всеми! — самолично наказал.
Мне не было обидно. Я понимала тот страх, что ему пришлось пережить.
Я была одна. А потом пришли розги и выбили из меня эти бредни.
Никогда и никто не бывает один. И это я обязана помнить.
Глава 16
Санкт-Петербург
В один день, не удержавшись, я выписала средства на поддержание мирного горского населения. Это могло стать большой проблемой, но, в связи с тем, что ситуация на Кавказе вновь обострилась, я не могла поступить иначе. Более того, существует организация, занимающаяся подобными вопросами и одобренная самим их императорским величеством. Это позволяет мне надеяться, что, если и обнаружат это подаяние, я обойдусь без обвинений в измене. Мне будет нетрудно их опровергнуть — в подобного рода вещах я педантична до мелочей и точно знаю, что моя помощь не будет использована против России, а драгоценный граф Мирюхин, как человек «по ту сторону», проконтролирует процесс передачи действительно нуждающимся.
И всё же, если я окажусь неугодна их величеству, именно подобные мелочи станут хорошей почвой для обвинений. Но я точно знаю, что зло никогда не приходит ответом на добрые дела, даже если многие уверены в обратном. «Не оскудеет рука дающего» и прочее, прочее…
Дела шли своим чередом. Шереметев на предложение ответил согласием — он не был заинтересован в развитии кружевного дела, но прибыльность осознавал, а потому затребовал на каждую душу баснословную цену, которую я, впрочем, приняла — было бы глупо после всего отказываться от задумки.
В нашем с Безруковым и Подземельным деле тоже имелись значительные подвижки. В семи уездах уже вовсю работали школы, открылось целых три больницы, графская казна пустела на глазах, но я не жалела, надеясь на прибыль со следующего сезона.
Так прошёл первый год в Петербурге. Феденька не становился лучше, но и на тот свет отчего-то не спешил, существуя моим клеймом и гарантом некоторой личностной свободы. Как чья-то жена я определённо обладала большими правами, чем любая девица или вдова, и я без зазрения совести этим пользовалась. Однако и в этом положении присутствовали неоспоримые минусы, кои я ни в коем случае не могла признать, лишь изредка, ночами, плача или грезя.
Как же тонок был Островский с его замечанием — ум с сердцем не в ладу! Моё сердце местами сходило с ума, но, к счастью, те места были на невидной чужому глазу стороне. Или же видной? Иначе почему всё чаще мне намекали на близкие отношения с князем?..
Определённо верным решением было бы оборвать с ним всякие связи, пусть и не было в нашем общении ничего греховного. Он и понятия не имел про тот мрак, что творился в моём сердце, про то периодическое отчаяние, накрывающее меня из-за запретных чувств. Князь же и вовсе не видел во мне женщины, принимая за младшего товарища, что делало ему честь, и должно было меня радовать, но глубоко внутри я прятала обиду.
Да, определённо, ему не стоило бы так хорошо ко мне относиться — каждому известно о слабости девичьего сердца, теперь было известно и мне.
И всё же поддаваться этим позорным чувствам не было никакого смысла — и я не поддавалась. Только вот и сил отказать в очередной прогулке не находила.
— Вы приглашены на званный ужин к Нефедьеву?
— Да, ваша светлость.
— Позволите сопроводить вас?
— Если пожелаете, ваша светлость.
— Вы знаете, возможно, у вас получится побеседовать с ним о Кавказе — вы читали его работу об Армении?
— Не имела чести. А вы?
— Не читал, — князь сконфуженно улыбнулся. — Обыкновенно меня не интересуют подобные вещи, но, зная вашу любовь к Кавказу, навёл некоторые справки.