— Хруст французских булок и декламирование пошловатых стихов?
— И это. Да и в целом — местный искусственный лоск. Мне претит мысль, что жизнь придётся разделить с очередной светской холодной клушей.
— При дворе немало и достойных дам.
— Но едва ли хоть одна из них всё ради меня бросит, а особенно — общество.
Грустно улыбнулась. Действительно, в этом мы с Ильёй похожи — я тоже хотела бы быть с тем, кто бросит ради меня всё. К сожалению, дождаться от мужчины подобной отдачи в разы сложнее, чем от женщины.
— Ещё встретишь судьбу, — проговорила только. — Каждой твари — по паре.
— Ну спасибо, — расхохотался Илья и рванул вперёд, да так, что грязь из-под копыт его коня забрызгала меня с ног до головы.
— Ах ты!.. — я поспешила следом.
Впервые за долгое время я ощущала себя окрылённой. Бал по случаю дня рождения императора уже не виделся наказанием, а скорее шансом наладить новые отношения и побеседовать с нужными людьми.
Брат ещё не был готов, потому решила подождать его на кухне, выпить чаю, не дёргая излишне слуг. Конечно, собственноручно наливать себе чай не пришлось, и всё же обошлось без лишних тарелок и хождений, тёплая чашка сразу оказалась у меня в руках, а Люба быстренько ушла обратно к печи — готовить ужин.
— Ой, ваша светлость! Вот вы где! — Дуся вошла вместе с Тихоном. Старик глянул на меня коротко и опустил голову, поздоровался, но голос его был слабее обычного. Пригляделась — вроде здоров, но чем-то опечален.
— Ты зачем-то искала меня?
— Вот-с! — она вытащила письмо. — Их благородие просили-с передать. От его сиятельства Егор Палыча.
Плечи Тихона отчего-то затряслись.
Захотелось поскорее прочитать письмо, но…
— Дусь, будь добра, отнеси это ко мне в комнату, убери в секретер, где тетрадь моя лежит. Очень важно, чтобы оно никуда не потерялось, хорошо?
— Конечно, ваше сиятельство! — воодушевилась Дуся, спрятала письмо в карман и побежала из кухни. А Тихон, стоило ей выйти, вовсе всхлипнул.
— Ну чего ты? — подскочила к нему. — Мой старый добрый друг, кто посмел тебя обидеть?
Я постаралась заглянуть ему в лицо, но он так и не поднял головы. Плакал, уже молча, и по его морщинистым щекам текли крупный слёзы, каждая — словно в самое сердце.
— Тихон! — потянула его к столу, усадила, сама же присела, заглядывая в глаза. — Что же случилось? Расскажи мне!
Стало дурно — никогда ещё я не видела его плачущим. А ведь как давно я проводила время со своими стариками! Не спрашивала о них вовсе, забросила со своими проблемами! Какая я неблагодарная…
— Ничего, ваше сиятельство, — покачал Тихон головой, вытащил из нагрудного кармана большой — словно полотно — платок и вытер слёзы. — Ничего…
— Тихон, душа моя, мой добрый учитель, ты же мне совсем как дедушка, — погладила по плечам, а затем положила голову ему на колени.
— Ну что вы, ваше сиятельство, — он попытался меня поднять, но что его слабые руки? Я вцепилась, обняв.
— Расскажи!
— Это всё мои глупости… — он вздохнул. Я подняла на него голову выжидательно. — Постарел я, ваше сиятельство…
— И оттого слёзы льёшь? Да ты ведь ещё ого-го! Любому фору дашь!
— И потому вы меня больше не привечаете…
— Не привечаю? — возмутилась. — Да кто же наговорил тебе подобные глупости!
— Никто, ваше сиятельство, я сам всё вижу. Кому угодно поручения даёте, а я вам больше не нужен, не справляюсь.
— Ну что за вздор! — от негодования я слегка хлопнула его по ноге, но тут же погладила. — Лучше тебя никто и ни с каким делом не справится!
— Отчего вы тогда не просите меня?
— Так ведь столько рук — кому угодно можно приказания давать.
— Отчего не мне? — не отступал Тихон. Светлые глаза снова заслезились, по левой щеке прокатилась слеза, и я тут же её стёрла.
— Ведь ты и без того столько лет трудился, настало время и отдохнуть, пожить для себя…
— Какая ж это жизнь — для себя? Я всю жизнь для вас жил, а до того — для батюшки вашего. Другой жизни и не знаю!
— Вот именно, Тихон! Ведь самое время узнать другую жизнь, разве нет? Ты — мой самый близкий друг, мой учитель, и я хочу, чтобы ты почувствовал, наконец, свободу, стал сам распоряжаться собой и собственным временем.
— Не умею я так, барыня, не для того создан, — он упрямо покачал головой. — Я вам помогать хочу!
— И ты ведь помогаешь, — я поднялась. — Разве выросла бы я без тебя? Посмотри, какая я теперь стала! И, дай Бог, ты и детей моих воспитаешь. Тогда ещё будешь вспоминать эти спокойные деньки! — я, конечно, слукавила. Вряд ли у меня буду дети… — Да я же тебе даю только самые важные поручения, те, что могу одному лишь тебе доверить!