А сейчас был живее всех живых.
Взобравшись на коня, он тут же ударил по бокам. Значит, Зимний. Надо срочно найти тётушку — она сможет повлиять на императора, какое бы решение тот ни принял.
Илья и конюх устремились в поместье — можно было ожидать отряд с обыском и нужно было обыскать всё первыми.
Секунданты остались прибирать место дуэли.
Санкт-Петербург
Зимний дворец
Император ожидал в одном из личных кабинетов — стоял у окна, спиной, создавая образ величественной задумчивости.
Сопроводив меня в помещение, Тимашев встал у двери, словно закрывая пути отступления. Смешно! Он думает, я решу бежать?
— Доброго утра, ваше императорское величество, — присела в реверансе.
— Не для вас, — решил он не растрачиваться на ответную вежливость.
— С какой стороны посмотреть… — пробормотала. Император, очевидно, услышал, но комментировать не стал.
— Зачитай, — не оборачиваясь, он протянул в нашу сторону свёрток. Тимашев подбежал тут же, взял двумя руками, развернул, набрал побольше воздуха в лёгкие: — Указ его императорского величества…
— Дальше. К обвинению.
Тимашев откашлялся. Начал снова:
— Согласно расследованию, проведённому органами правопорядка, установлено, что графиня Вавилова Елизавета Владимировна:
1. Уличена в публичном и тайном противлении установленному порядку и власти, выраженном через инакомыслие.
2. Уличена в написательстве и публикации стихотворений революционного характера, а именно «Во славу нашего народа был сложен русский алфавит» 1856 года публикации.
3. Замечена в контактах с иноверцами и пропаганде их обычаев, чем нанесла вред духовному и нравственному здоровью общества.
4. Обвиняется в явном осуждении власти, что подрывает государственный авторитет и сеет смуту в сердцах подданных.
Тимашев замолчал.
— Вам есть что сказать по этому поводу, Лизавета Владимировна? — наконец, император повернулся к нам, хотя это ничего не поменяло — лицо его оставалось нечитаемым.
— Я не согласна с частью обвинений. Я не вступала в контакты с иноверцами и тем более не пропагандировала их обычаи.
— Отклонено, — тут же заявил Тимашев. — Нам известно, что вы прожили от четырёх до шести месяцев в отряде горских абреков.
— Я была ребёнком!
— Однако это не помешало вам напитаться их духом.
— Не слишком ли пространное обвинение, господин начальник императорской канцелярии?
— Прекратить! — прервал нас император. — Графиня, мне известны все ваши заслуги — за вами наблюдали ещё при жизни покойного императора. И всё же благотворительность, активное содействие в создании реформ, значительные вложения в государственную казну — это всё меркнет на фоне ваших радикальных взглядов. Вы не раз были уличены в несогласии с императорскими решениями, а это — прямая дорога к измене.
— То есть в измене я ещё не обвинена, ваше величество, — заметила важное.
— Нет, иначе бы вы тут не стояли.
— А почему я тут стою? — логичный, на мой взгляд, вопрос. Я не такого высокого полёта птица, чтобы император лично —! — предъявлял мне обвинения.
— Хочу услышать ваши оправдания.
— Их не будет, — сказала тут же. — Я не согласна с тем, что мои действия хоть на толику навредили или навредят короне, но, раз вы видите в них злой умысел — я не в силах вас переубедить.
— И не будете обещать мне, что станете тише?
— Никогда, ваше величество.
— Вы знаете, я не враг реформ — было бы дело только в этом… Но анархию я не потерплю, обеление врага — тем более. Вы слишком откровенны в своём несогласии, а такого не могу себе позволить даже я.
— И каково же ваше решение, ваше величество?
— Ссылка. Как и надлежит в таком случае.
— Сибирь?
— Десять лет. Ваше личное знакомство с Шамилем не играет вам на руку.
— Я бы не назвала это «личным знакомством»…
Что же, Сибирь… Как и предсказывал Чернышевский. Я не удивлена. Лучше, чем если бы они решили меня оставить и следили бы за каждым моим шагом. А так — снова подальше от столицы. Если, конечно, переживу дорогу, а это уже сомнительно…
— Приказ выпишут и озвучат вам от и до. Суда не будет. Я не хочу шумихи и, уверен, у вас найдётся слишком много адвокатом — а у государства просто нет на это времени.
Ну ничего себе! Ссылают — без суда и официального следствия! Государственный произвол!
— Хотите что-то добавить, Лизавета Владимировна?