— Полностью отменить приговор невозможно, — император положил руку поверх её. — Но… Пять лет ссылки выглядит более милосердно…
— Не лишайте её титула, — твёрдо проговорила княгиня. Конечно, это немыслимо, титул — первое, чего лишаются инакомыслящие, но она ведь обещала племяннику сделать всё, что возможно. — Не конфискуйте имущество. Отправьте её в ссылку графиней — со всеми полагающимися почестями и послаблениями. Даже её отец с куда большей провинностью обитал в дворянском именье друга — в не самых суровых краях. В противном случае всё будет выглядеть так, будто поддержка простого населения порицаема. Вы же представляетесь народу как государь более близкий им, чем те, что были до вас.
— Идите, — вздохнул император. — Я оглашу решение позже. Но вот это, — он указал на окно, — я так просто не оставлю.
Санкт-Петербург
Зимний дворец
Малая комната нижнего этажа
Стенания толпы я услышала не сразу. Поначалу я вовсе не поняла, что на площади собираются люди, после — не решалась предположить, по какому поводу. Окон в моей комнате не наблюдалось, хотя было вполне светло из-за свечей, и оттого даже уютно. Мне уже дважды приносили еду, и только поэтому я поняла, что прошёл уже почти весь день. Вероятно, ждут ночи, чтобы вывезти меня в Петропавловскую без лишних свидетелей.
Интересно, как там дома? Наверное, все переживают. Через лакея, принёсшего еду, я передала, что со мной всё хорошо, но доставил ли он послание? И успокоит ли это близких? Едва ли…
Шум толпы нарастал, выкрики становились всё явственнее. Поначалу я думала, что мне показалось, но вот уже через слово я стала слышать своё имя.
Точно ведь! Кричат — Лиза Вавилова…
Неужели вышли поддержать меня? Против государева указа? Нет-нет, это вовсе не на руку — лишь ещё больше разозлит императора! Впрочем, какая уже разница?
Как жаль, что я не могу их остановить! Надеюсь, его величество не будет излишне жесток — ему это не к лицу, определённо.
Остаётся только молиться за сохранность людей… Пусть всё будет хорошо! Они вовсе не виноваты, что оказались так добры, так отзывчивы!..
И как приятно! Страшно, но и радостно в то же время — кто знал, что столько голосов будет скандировать моё имя, столько сердец будет радеть за меня, столько спин — пытаться закрыть от беды?
Анзор был прав — и я каждый раз убеждаюсь в этом. Ты никогда не бываешь один. С тобой всегда Господь, и если Он любит тебя, то и творения его будут любить. Неужели я любима Им? Несмотря на все ошибки и глупости, несмотря на слабости? Как милосерден Он, как сострадателен к своим самым неблагодарным созданиям…
— Свободу Лизе Вавиловой! — голоса крепчали, и больше я не сомневалась в причине всеобщего собрания. Даже толстые стены, даже то, что я находилась ниже уровня земли, не удерживали силу слаженных выкриков.
Господь, сделай меня лучше той, кем видят все эти люди! Я не заслуживаю их жертвы! Не заслуживаю их смелости и любви!
Я с содроганием прислушивалась к каждому звуку. Боялась — вдруг толпу начнут разгонять? Я не раз видела подобное — в ход идёт сила, и неважно, против кого — будь то женщины, дети, старики. Как грубо порой городовые разгоняют калек на паперти — это зрелище всегда разрывало мне сердце. А сейчас, слыша лишь выкрики, свист жандармерии, звон предупредительных колоколов, я могу представлять самые разные картины, и все — жуткие.
— Разойтись! Разойтись! — послышалось словно бы прямо за стеной. Я встала на спинку кресла, поближе к потолку, и слушала.
Звук ключа в замке застал врасплох. Когда дверь отворилась, я едва не упала, удачно соскользнув в кресло, словно так и сидела.
— Распоряжение о переводе в Петропавловскую крепость отменили, — недовольно бросил Тимашев. — Вас конвоируют в именье, где вы будете обитать под стражей до момента ссылки. Покидать усадьбу и прилегающие территории воспрещается.
Что за дворовые замашки? А где хвалёная вежливость? Шут!
Я, не торопясь, встала, оправила одежду, вуаль, что удачно закрыла лицо во время падения (даже в такой мелочи Господь оберегает меня!), и направилась к выходу.
— Вы не можете передвигаться без сопровождения, — предупредил Тимашев.
— Уверена, у вас много дел, меня сопроводят и без вас, — не намёк — прямо сказала. Не совсем же он бесстыден, чтобы настаивать на своём обществе?
— Я выкрою для вас минутку.
Что же — я была наивна. Настолько.
Сказав «конвоируют», Тимашев не преувеличил — из дворца я выходила в сопровождении семи соглядатаев, обступивших меня со всех сторон.