– Да-да, – пробормотал Фандорин. – Вы успокойтесь…
– Нужно сообщить в редакцию «Литературных памятников», это такая находка! – Больной снова вскинулся. – Знаешь, Сашенька, меня могут наградить медалью Филологического общества! Пригласят на разные международные конференции! Это, между прочим, неплохие деньги – долларов по пятьсот или даже по тысяче за поездку, представляешь? Вот Тонечка порадуется! Когда же она приедет? Позвони ей еще раз!
Саша беспомощно оглянулась на Николаса.
– Подвиньтесь, пожалуйста, – озабоченно сказал Марк Донатович. – Сделаю еще укольчик. Волноваться ему совсем нельзя. А объяснить все-таки придется, – шепотом добавил он. – А то так и будет жену звать…
Филипп Борисович виновато сказал:
– Я знаю. Тонечка на меня сердится, поэтому и не хочет приехать. Я представляю, сколько стоит эта роскошная палата. Мы не можем себе позволить таких расходов. Доктор, нельзя ли меня перевести куда-нибудь попроще?
Ах, как нравился Николасу этот новый (то есть, старый) Морозов. Милый, скромный, честный. И в то же время сделалось жутко: какие же черти, оказывается, водятся, в самом наитишайшем омуте. Но ведь и наоборот! Как на дне души всякого хорошего человека копошится дрянь и мерзость, так и в душе законченного подлеца обязательно припрятано что-нибудь светлое, а значит, всегда остается надежда на чудо. Стукнет по башке какая-нибудь благословенная сила, и в мозгу у подонка приключится травматическое воспаление. Был человек черным – станет белым. Может, именно этим объясняются чудесные истории в святцах про злодеев, превратившихся в праведников.
Или такая версия: все законченные мерзавцы – жертвы синдрома Кусоямы. Их не надо ненавидеть, не надо истреблять. Их надо лечить. У них душа не проявлена, осталась в состоянии негатива. Но доктор Зиц-Коровин пропишет им курс медикаментов, и душа вернется в нормальное, позитивное состояние…
– Ему лучше, – сказал доктор. – Теперь можете ввести его в курс дела.
Николас набрал полную грудь воздуха и приступил к трудному рассказу. Самое трагическое, вроде изнасилования Изабеллы Анатольевны и откушенного носа, конечно, опустил, старался в основном говорить о рукописи, но история всё равно получилась не из приятных.
Филипп Борисович слушал с расширенными от ужаса глазами, все время посматривал на дочь: неужели правда? Саша поглаживала его по руке, успокаивающе улыбалась.
– Я – вор? – промямлил филолог, дослушав до конца. – Я отдал бесценную реликвию бог знает кому? Каким-то проходимцам? И теперь она безвозвратно утеряна? Какой кошмар! Потомки меня не простят!
Пришлось его еще и успокаивать:
– Не всё так плохо. Местонахождение первой и второй части известно – их ищут. Третья часть у меня, до конца тринадцатой главы. Сколько там всего было глав?
– Я не успел посмотреть… Как узнал почерк, как увидел рисунки на полях – потемнело в глазах, потерял равновесие. Потом удар, и ничего не помню…
– Но, решив продать рукопись, вы обращались к разным людям: к коллекционеру автографов, к литературному агенту, к Аркадию Сергеевичу, еще к кому-то. Я понимаю, вы этого не помните. Но вы же знаете свои собственные привычки. Куда бы вы записали имена, телефоны?
– Я просмотрела папину записную книжку и ежедневник, – сказала Саша. – Еще в самом начале. Там ничего.
– Конечно, ничего. Я не записываю туда вещей, о которых не нужно знать Тоне. – Видно было, что Филипп Борисович очень хочет помочь, но не знает, как. – Она такая… любопытная. Не любит, когда у меня секреты.
– Думайте, думайте, думайте, – настойчиво повторил Ника. – Куда бы вы записали то, о чем не нужно знать Тоне.
– Разве что в Федора Михайловича, – неуверенно предположил Морозов и пояснил. – В тридцатитомник. Тоня никогда в него не заглядывает, и я туда иногда вписываю кое-что для памяти, по ассоциации. Например, в рассказ «Мальчик у Христа на елке» (это 22-й том) – что подарить жене и детям на Новый год. В 24-м томе, повесть «Кроткая» – идеи по поводу Сашенькиного дня рождения. Все заметки и координаты по поиску архива Стелловского у меня в первом томе, на полях фарса «Как опасно предаваться честолюбивым снам». Может, я туда что-нибудь записал?
– Саша принесет вам этот том, и вы посмотрите. – Здесь Николасу пришла в голову идея получше. – Знаете что, мы перевезем к вам в палату весь тридцатитомник. Может быть, вы перелистаете его страница за страницей и подчеркнете те пометки, которых не можете вспомнить? Конечно, если доктор разрешит.