Под тихий, будто шипящий смех незваной гостьи… то есть гостя… то есть Гостя Элеонора Ивановна потянулась дрожащей рукой за лекарством и почувствовала: нет, не достать. Не хватит сил.
4. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ МИР
Ты говоришь: «Она не стоит свеч,
Игра судьбы. Темны её сплетенья».
Но не бывает лишних встреч,
И неслучайны совпаденья.
«Автор-радио» успело пропеть одну строфу, прежде чем Николас въехал в арку, полуослеп от темноты и проглядел, как от стены отделилась узкая тень.
Тень покачнулась, всплеснула руками. Упала прямо под колёса.
Визг тормозов.
Панический удар сердца о грудную клетку. Удар грудью о руль. Удар бампером в мягкое.
— Oh, my God, no! — вырвалось у Ники по-английски, чего с ним уже лет пять не случалось.
Всю взрослую жизнь, с тех пор как впервые нажал на педаль газа, боишься именно этого: даже не столкновения с другой железной коробкой на колёсах, а тошнотворно сочного звука, когда металл ударит в живое, и две судьбы полетят под откос — твоя и ещё чья-то.
Кто, кто? — вот о чем думал Фандорин, открывая дверцу трясущейся рукой. Пьяный, старушка, шустрый мальчуган? Только бы не мальчуган, взмолился он, только бы не мальчуган!
Молитва его была услышана. Ах, сколько раз в детстве мама говорила: «Когда молишься о чем-нибудь, формулируй просьбу с предельной ясностью».
Глаза уже свыклись с полумраком, и Ника увидел, что под бампером его массивного англичанина лежит девочка.
— Ребёнка сбили! — закричала женщина. Эхо обеспечило должный акустический эффект.
— Ты жива? — выдохнул Ника, опускаясь на колени рядом с телом.
В конце концов, с какой скоростью он ехал? Вряд ли больше десяти километров в час.
Девочка-подросток застонала и пошевелилась.
Под гулким сводом раскатывался шум вмиг собравшейся толпы.
— Жива не жива, а посидеть придётся, — позлорадствовал бас.
— Надо его на алкоголь проверить, — деловито предложил надтреснутый тенор. — Гоняют по двору, а тут дети.
— Эти завсегда откупятся. Ишь, тачка заграничная, — высказался третий голос, старческий.
Ещё кто-то (разумеется, не мужчина, а женщина):
— У кого мобильный есть? «Скорую» надо!
— Не надо «скорую», — сказала вдруг девочка, садясь. — Я ничего… Я сама виновата. Он тихо ехал. Это у меня голова закружилась. Вы извините, пожалуйста, — обратилась она к парализованному ужасом Нике и всхлипнула.
Теперь, когда девочка села, стало видно, что ей лет шестнадцать. Не девочка — девушка. В майке со стеклярусным попугаем на груди, в коротких светлых брючках и сандалиях.
— Молчи, дура! — посоветовал деловитый тенор. — Сама, не сама — какая разница. Ты чё, не видишь, мужик упакованный? Тут реальные бабки светят. Я свидетель буду, как он без фар въехал.
— Да вот же фары, горят! — возмутился Николас.
— После включил. А ты, девка, меня слушай, договоримся.
Но девушка советчика не слушала. Она стояла на четвереньках и шарила рукой по асфальту. Нашла что-то, охнула:
— Господи, разбились!
В руках у неё были солнечные очки. Очевидно, совсем новые, ещё наклейка со стекла не снята.
— Так больно? — спросил Ника, наскоро ощупывая её плечи и затылок. — А так?
— Хорош девку лапать! — крикнул из толпы всё тот же подлый голосишка.
— Нет, только локтем немножко ударилась. Со мной правда всё в порядке.
Но когда он помог девушке встать на ноги, оказалось, что она вся дрожит. Ещё бы, нервный шок…
— Садитесь ко мне. Я отвезу вас в больницу.
Доброжелатель, плюгавый мужичонка с сетчатой сумкой, в которой позвякивали бутылки, строго сказал:
— Даже не думай! Сейчас ты — жертва наезда, у тебя все права, а потом иди, доказывай. Он тебя за угол отвезёт и пинком под зад. Но ничё, я номер запомнил.
Толпа, увидев, что ничего особенно драматичного не произошло, уже рассосалась, остался лишь этот прагматик.
— А может, вставить можно? — спросила жертва наезда, надев очки.
Один глаз смотрел на Николаса сквозь сетку трещин, второй, незащищённый и широко раскрытый, был в пустой рамке.
— Я вам куплю другие такие же, — пролепетал Фандорин, всё ещё не веря своему счастью. Жива, цела! И, кажется, не намерена вымогать деньги. — Только сначала все-таки съездим в травмопункт, проверимся. Мало ли что.
Он чуть не насильно усадил её в машину, включил в салоне свет и теперь смог рассмотреть девушку как следует.
Худенькая, светлые волосы до плеч, такие же светлые ресницы и брови — не красится, у нынешних шестнадцатилеток это редкость. Хотя, возможно, ей было и больше. Или меньше. Миновав сорокапятилетний рубеж, Николас стал замечать, что разучился разбирать возраст молоденьких девушек, у которых лицо ещё не оформилось, а лишь одна щенячья припухлость на щеках. То ли им шестнадцать, то ли двадцать шесть — не поймёшь. Точно так же в юности он удивлялся, как это люди на взгляд определяют, кому пятьдесят пять, а кому семьдесят. Все пожилые дяди и тёти тогда казались одного возраста.
— Вам сколько лет? — спросил он на правах пожилого дяди.
— Восемнадцать, — ответила незнакомка, уныло разглядывая очки. — И дужка погнулась…
Вроде хорошенькая, черты лица правильные, а не красавица, по природной мужской привычке (ничего с ней не сделаешь) определил Фандорин. Ведь что такое красавица? В чем тут фокус? В выражении лица, в особенном сиянии глаз, в посадке головы. А сбитая метрокэбом блондиночка была какая-то тусклая, жалкая. Тощие плечики приподняты, на шее сзади детский пушок, да ещё носом шмыгает. Странная девчонка, слишком уж беззащитная. Разве нормальная московская девица восемнадцати лет сядет в машину к незнакомому мужчине, который к тому же её только что сбил? Да нормальная прежде всего запросила бы с владельца липового «роллс-ройса» пару сотен, а то и тысяч. И заплатил бы, никуда не делся.