- Телефон мог бы и я тебе купить. Знаешь ли, - произнес ваш покорный слуга.
- Но попросила я его. И точка. Вел бы ты себя по-другому раньше, обратилась бы к тебе, - сказала тетя. Сказала так, что я аж чуть в слезы не ударился. Хлестко, жестко, будто взяла тряпку мокрую и по морде мне, по морде.
- Ну телефон я б тебе все равно купить смог. Без всяких проблем, - упрямо проговорил я.
- Закрыли тему.
Она взяла пульт и сделала телевизор погромче. Я хмуро посмотрел отрывок из выпуска новостей про нашего геополитического соседа с фашистами повсюду. Взял у нее пульт и выключил плазму.
- А ну включил обратно! Кто тебе разрешил! - бледное и болезненное, ее лицо и в таком состоянии излучало власть, - Дал пульт сюда!
- Погоди. Погоди, послушай. Сейчас дам. Послушай, - начал я. Взял ее за руку, - Слушай...
И так много мыслей роилось в башке моей, что не знал с чего бы начать. Я присел, сжал ее руку и прижал к своей щеке. Ай, слезы побежали, ну вот не вовремя, сволочи!
- Слушай...Я...Ангелин. Ты...Я же...Я очень люблю тебя.
Звучу, как дите, честное слово. Недалекое, нерадивое. Прижался к ее руке, как в детстве, зажмурился.
-...Но вот такой уродился, не вышло из меня ничего. Нет у меня твоих талантов. Да и каких-то других тоже. Но я люблю тебя, слышишь? И не хочу...Чтобы ты...Я...Мелкие поручения всякие ты точно можешь мне давать. Все сделаю. Клянусь!
Я вдруг почувствовал как ее рука сжала мою, а вторую она положила мне на голову и почесала волосы. Лицо строгое, насмешливое. Ни слезинки. Ледяная королева, как она есть.
- Ныть прекращай. И сопли вытри. Еще одна такая сцена и я запрещу тебе здесь появляться. Понял? - спросила она и сощурилась от недовольства.
Я молча кивнул, глотаю сопли.
- Не для того я тебя растила, чтобы ты так думал о себе. Все ты можешь. Только жизнь тебя к ногтю пока не прижала, чтобы ты крутиться начал. Вот и не делаешь ничего. И хорошо, если не прижмет. Ныть перестань, я сказала!
Утираюсь в скором темпе, высмаркиваюсь в край ее простыни. Лишь через мгновение одумываюсь...
- Знаешь, тебе бы в клоуны. Вот уж божеский дар, - саркастически сказала Ангелина, пока смотрела как я оттираю ее простынку.
- Извини, сейчас я...
- Оставь. Сиделки все сделают.
Я снова сел в кресло. Зажал голову руками. Стыдно как-то.
- Эй, оболтус. Совратитель сочных милф. К тебе обращаюсь.
Я посмотрел на нее.
- Ты умеешь любить. И это уже немало. Уверена, если найдешь себе бабцу хорошую, которая тебе подойдет по твоим этим... параметрам... если ты полюбишь ее, то моментом преобразишься. Как гусеница в бабочку. И дело найдешь себе, и все остальное. А пока ну что поделать, вот такой ты чудик-маньячок вырос, - сказала Ангелина. И сделала поцелуй. Бесхитростный как бы такой поцелуй в воздух, но в мою сторону. А мне полегчало от него, и сама палата солнышком наполнилась. Нечто поэтическое прямо. Она подмигнула мне, я утер морду и сделал погромче плазму. Кругло-мерзкое хлебало с экрана слащаво-гейской интонацией сразу продолжило вещать про Америку и фашистов...
Куски прошлого
Часть 3. Куски прошлого
Каждую ночь ты мне снишься...целую тебя всю, ручки ножки обнимаю...себя...береги, для меня береги, слышишь, Анька, для меня и для одного меня, как хочется мне поскорее обнять тебя, не в одном этом смысле, но и в этом смысле до пожару»...(зачеркнуто Анной Григорьевной)...«Целую твои ручки и прямо и в ладошки и ножки и всю»... «Целую тебя поминутно в мечтах моих всю, поминутно взасос. Особенно люблю то, про что сказано: «И предметом сим прелестным - восхищен и упоен он». Этот предмет целую поминутно во всех видах и намерен целовать всю жизнь...Целую пальчики ног твоих, потом твои губки, потом опять (одно слово зачеркнуто).
Ф. М. Достоевский, письма жене
Я и Ангелина? В интимном плане?
Пускай и покромсан мой текст стыдливыми ножницами самоцензуры, но, думается мне, вы и так догадались. Нет? Что ж...
После моей фееричной «истовости» к ее ножкам в пять лет, я проделывал этот трюк еще раз так эдак...Короче, много раз. Лет до семи. Там я пошел в школу. Какую-то супер экспериментальную школу, где учились одаренные детки (на деле - детки всяких околокоррумпированных и околобандитских элит). И где-то в семь лет у меня произошло катастрофическое падение либидо. Сами посудите: я попал в окружение мальчиков, к которым испытывал полное ничто. И в окружение девочек, к которым испытывал отвращение даже в детстве. Тем более по сравнению с моей тетей ни одна из одноклассниц не могла меня хоть чем-то заинтересовать. Эти несформировавшиеся девчоночьи морды, их мальчишеские тела, в педерастичных колготках и пиджачках,- ах, да, забыл упомянуть, мы все ходили в форме, another brick in the wall, все дела, ага,- их повадки придурошные, ужимки, смешки, причуды,- все это вызывало у меня отторжение. Омерзение. Нет, не могу сказать, что я ненавидел девочек, что я с ними был груб, но...Ни разу до класса девятого я не испытал ни к одной из одноклассниц ни-че-го. Кое-кто из этих дур, которым я был интересен и которые получали от меня ноль внимания, как это свойственно женщинам, начали гадить мне жизнь дистанционно. Как? Ну например, исподтишка распускали слушок, что я...Эммм...Ну я любитель заходить на поле с черного входа. При раздаче мяча стою сзади. Если играю в карты, то всегда в двадцать одно. Меня продувает в шортах...Короче, вы поняли. Начали балаболить, что я гей. К несчастью для девчоночьих цепных псин, тех некоторых моих одноклассничков, которые запали на этих дур и ловили каждое их тупорылое слово, я занимался и спортом, и боями. Тот самый товарищ (господин) Генрикович, выходец из соответствующих органов и человек с богатейшей биографией, лично обучал меня рукопашному бою. Настоящему, прикладному бою, смеси бокса, армейского самбо и модного нынче ММА. Ради эстетического удовольствия занимались также и карате. Проку от последнего б/и не столь много в серьезном уличном бою, но мне банально нравится эстетика. Знают эти азиаты толк в эстетике смерти, черт возьми. И в резиновых ступнях...Вернемся к делу.