Я в бассейне не был ни разу. Плавал на речке летом, иногда на озере городском. А тут —длиннющая дорожка, тумбочки стоят с номерами. С них полагалось прыгать. Мой номер был 12. Проплыть надо было туда и обратно. Вдоль дорожки сидели судьи — все одетые в белые спортивные штаны и белые майки.
Ну, влез на тумбочку. Помахал Люське рукой. Она громко завизжала и запрыгала. Игорь что-то рявкнул типа: «Давай, братан!».
По команде я прыгнул и сразу понял, что чужие плавки сползли с меня, как кожа с линяющей змеи, и запутались где-то возле колен.
Все мои мысли были направлены на то, как бы их не потерять и как снова надеть на себя. Так я поплыл, как Ихтиандр, работая ногами синхронно, чтобы плавки не свалились окончательно, но, доплыв до конца дорожки, где надо развернуться, почувствовал, что эти красные штаны уже едва держатся у меня на пальцах ног.
Я сделал пару удивительных движений, чтобы исправить положение. Моё барахтанье привлекло взоры судей. Двое из них подошли поинтересоваться — нет ли у меня судорог. От этого вопроса я, зажав плавки в руке, поплыл в обратную сторону.
Приплыл я самый последний. Ну, не просто последний, а когда были подведены итоги по нашему заплыву. На тумбочках уже стояли новые пловцы. Я тихонько завис и затаился у своей двенадцатой тумбы с этими красными плавками в руке. Ну, думаю, спрыгнут все в воду, отвлекут внимание на себя, а я уж как-нибудь попробую пробраться к блестящим перилам и дать знак дружбану, чтобы прикрыл меня. Была надежда, что судьи войдут в моё положение и помогут мне выбраться малозамеченным. Но меня ждал жестокий облом. Вдруг ко мне подбежала старшая судья, мужиковатая баба с волосами на бороде с багром в руке. И стала кричать, что я задерживаю соревнования и чтобы немедленно вылезал. Мне показалось, что она хочет ткнуть меня этим своим приспособлением. Ну никакого сочувствия. Одна грубость. Ну, я и вылез. Хотела – получи! Гордо распрямился, помахал красными трусами над головой.
Трибуны меня приветствовали стоя.
Через неделю от администрации бассейна пришла цидуля по факту моего «хулиганского поведения в бассейне». Требовали наказать за разгуливание во время соревнований в непотребном виде и за срыв этих соревнований. Мне влепили выговор, а день моего выступления не оплатили.
Вместо обеда я пошёл в комитет. Секретарь играл в шахматы с Паном Спортсменом.
Я готовился к этой встрече —специально не мыл руки, они были в мазуте. Да я не стукнул никого ни разу. Так, за грудки схватил. Пятна от мазута плохо удаляются.
ПИСЬМА ИЗ ГЛУБИНКИ
ПИСЬМА ИЗ ГЛУБИНКИ
В нашу семью частенько приезжала славистка Эва из Польши. Собирала материал про старообрядцев в Сибири для докторской, а наш дом был перевалочным пунктом среди долгой дороги домой. За два-три вечера она успевала нам рассказать такие истории, которые никогда не выходили из головы.
Эва была направлена на практику в Россию в глубинку с 12 однокурсницами, изучающими язык и русскую культуру. Девушка, приехала из крупного западного города с ровными дорогами и красивыми магазинами, в которых можно было купить все, что ни пожелаешь. На каждом углу стояли цветочные киоски, открытые кафешки с вкуснейшей выпечкой. Бабушки в соломенных шляпках и кружевных перчатках, воскресные службы в костёле. В общем – скучновато там было. То ли дело — езда на подводах по хляби, с возницей, изрыгавшем такой непечатный фольклор, что к концу поездки определились темы курсовых разработок на всю группу.
Подводы привезли полячек в сельскую школу, где в одном из классов на полу лежали полосатые тюфяки и подушки, к ним в комплект шло ведро для отправления нужды ночью, так как на улице стояла такая темень, что найти дощатый домик в два очка можно было только по запаху, а дорожка к нему была с разными препятствиями.
Возле школы стоял магазин, в котором можно было купить всё, что нужно для жизни: спички, хозяйственное мыло, соль, гвозди, хлеб кирпичом и селёдку, которую следовало вымачивать до съедобности три дня. Еще там продавался чай с опилками и кофе с цикорием, которые пахли одинаково — селёдкой. Были и лакомства сухофрукты с соломой и склеевшиеся конфеты подушечки, которые взвешивали на странного вида весах с гирьками и подсчитывали деньги на приспособлении, которое называлось «счеты». Раз в неделю в магазин привозили ливерную колбасу и суповых синих кур. Конечно, польским барышням очень хотелось рассказать родителям об этом экзотическом месте и поделиться секретом приготовления бульона, из странной породы птиц, которые не становились мягкими и съедобными даже после трёх дней непрерывной варки на керогазе. Ещё хотелось попросить, чтоб прислали резиновые сапожки, чай, кофе и печенек. Девочки писали письма каждый день и относили их на почту, а они попадали на стол Валентине Сергеевне, которая должна была следить за моральным обликом иностранок, пресекать утечку ненужной информации за границу и решать: какое письмо полетит в Польшу, а какое полежит для дальнейшего разбирательства. Валентина Сергеевна, с трудом разбирая почерк мерзавок, которые жаловались на грязь, голод и холод, поначалу складывала конверты в картонную коробку, потом коробки стало мало – кляузы перекочевали в мешок.