Фабий Байл почти не изменился с их прошлой встречи, несмотря на открытую рану в груди. Те же впалые щеки, спутанные волосы, холодные, пустые глаза. От него несло смесью из десятка запахов, не меньше: формальдегида, свернувшейся крови, резкой химической вони стерилизующих мазей. По усиленному обонянию космодесантника его вонь била, словно материальная. Олеандр закрыл глаза и медленно вдохнул, пытаясь разделить гнилой букет на составные части. Вонь Фабия могла работать как отчет о его состоянии.
Олеандр округлил глаза.
— Повелитель, вы…
— Я умираю, — Байл показал на себя рукой. — Ты это носом чуешь, да, Олеандр? Вонь гнилого мяса, запах консервирующих составов. От меня несет смертью, как и положено ходячему трупу.
Он улыбнулся, и рука Олеандра сама опустилась к мечу. Это была та характерная улыбка, которая больше подходила мертвецу, чем живому человеку.
— Для умирающего вы выглядите на удивление здоровым, повелитель.
— Не называй меня так, Олеандр. Я уже давно не твой повелитель. Если хочешь обращаться ко мне формально, используй мой ранг — главный апотекарий. Передай щипцы, пожалуйста, — Байл протянул руку. Олеандр помедлил. Подвижные конечности хирургеона щелкали и жужжали со смутно различимой угрозой. Прибор нависал над Байлом, словно чрезмерно заботливый скорпион. Байл цокнул языком, — Олеандр, ты никогда не видел, чтобы человек сам себя препарировал? Врач, исцели себя сам. Щипцы, будь так любезен.
Олеандр взял инструмент и передал его. Байл залез в открытый живот и начал там ковыряться. Если ему и было больно, вида он не подавал. Олеандр не знал, в силе воли причина или в мертвых нервах. За годы он повидал и не такое, но неведомым образом равнодушие Байла в сочетании с омерзительно стерильным запахом операционной вызвали у него тошноту. Ощущение было замечательное, пусть оно и отвлекало.
— Я умираю, — сказал Байл будничным тоном, — Медленно, но верно. Подозреваю, что умру в течение нескольких веков. Это тело — в течение считанных десятилетий. Оно у меня не первое и не будет последним.
Олеандр кивнул. За время, проведенное у Байла, он сам помогал не с одной трансплантацией мозга. Клонированные тела долго не жили, тем более учитывая любовь Байла к модификациям.
— Значит, скорость дегенерации растет?
В первые годы после Основания Дети Императора страдали от генетического заболевания, едва их не уничтожившего. Насколько Олеандр знал, Байл был последним живым носителем этой скверны.
— Постоянно, — ответил Байл, — А потому я перейду сразу к делу, уж извини: зачем ты вернулся, Олеандр? Что за гениальный план угнездился в безвкусном комке плоти, который ты называешь сердцем?
— Возможно, мне просто недоставало ваших мудрых наставлений, повелитель.
Одна из насекомоподобных конечностей хирургеона метнулась к Олеандру, и лезвие, установленное на конце, коснулось его яремной впадины. Воин замер.
— А я, возможно, не в настроении выслушивать твои любезности, — сказал Байл, — Отвечай. Или я добавлю твою гортань к своей коллекции.
Олеандр дипломатично сделал шаг назад и, потирая горло, произнес:
— У меня есть к вам предложение, повелитель. Взаимовыгодная сделка.
— Вот как? И что же ты можешь мне предложить?
— Эльдаров. — Байл не засмеялся. Олеандр решил, что это хороший знак, и продолжил. — Мир-корабль, принадлежащий эльдарам. Слабый. Только и ждущий, чтобы его взяли.
Байл вернулся к операции. Олеандр прокашлялся. Некоторые обитатели банок смотрели прямо на него, и он ощутил восхитительно тревожную дрожь, представляя, как они там оказались. Иногда Байл не тратил время на умерщвление сырья. Они порой жутко шумели.
Олеандр снял с пояса трубку.
Это был подарок от знакомой демонетки. Она утверждала, что вырезала трубку из фаланги самого Конрада Кёрза. По длине та подходила и заканчивалась обломком чего-то похожего на коготь. На поверхности были аккуратно вырезаны гнусные слова, а вдоль всей длины были пробиты позолоченные отверстия. В эти отверстия вставлялись крохотные стеклянные пузырьки, висящие на шее Олеандра, после чего можно было вдыхать различные приятные стимуляторы. Он вставил зеленый и засунул трубку в рот.
— Все сосешь эту дрянь? — заметил Фабий.
Олеандр сделал глубокий вдох.