— Доброе утро доча, Берут конечно! -Наслаждается её красивым лицом Сардель:
Джимагуль иди-ка сюда, красавица. —
Дочь ловко прыгает и подбегает шурша платьем на горячем ветру.
— Вот тебе — Вручает дочери «подарок»
«Черепашка ниньзя» — Примеряет на себя дочь — Блин, пестрая какая, спасибо пап!!
Целует папу Джимагуль, а в глазах взмокли две большие капли.Я знаю знаю — Гладит дочь по голове Сардель. -Мама смотрит на нас милая моя.
Их уединение прервала Тетя Мотя: Милок выбери ка мне послаще, полосатика!
Так шел день, они поели чебуреков с лимонадом и Сардель захотел немного полежать хотя бы минут двадцать.
— Иди пап я справлюсь — Садится как взрослая Джимагуль на край кузова.
Сардель смотрит за дочерью в зеркало заднего вида, дочь крутит черепашку перед лицом напевая колыбельную на татарском, которую мать Джумагуль пела на смертном одре. Сардель укусил кулак, горячие огромные слезы потекли по его армейской робе, от вида слез он еще сильнее заплакал, и в этих чувствах провалился в дрему. Его накрыло непонятное видение, как его дочь похищают люди в черных майках. Доктор с медсестрами лапает его единственную драгоценную Джумагуль, он брыкается стряхивая мух с губ, в палате повсюду катаются плохие арбузы, плохие, потому что он с одного взгляда легко может понять каков арбуз внутри. Жена зовет Сарделя пробудиться:
— Сохрани нашу дочь, не пусти, пусти — Услышал Сардель через сон
— Нет я сама выбиру вам — Не пускает Джимагуль
— Мин сине ярармын — Отвечает неизвестный вне поля зрения.
Джимагуль в панике прыгает, бежит к реке а тень у нее двойная будто спереди на ней кто-то сидит.Сардель бьет ногой, пытаясь выравняться в неудобном сиденье корчится хлопая сухим ртом, наконец выкорчевывает затекшую руку из под себя, мутными глазами смотрит в зеркало — кузов пуст! Нет! — он дергает ручку и пинает дверь одновременно рука вся свиристит бисерными вспышками, боль адская. Сардель бежит к кузову — пустота.
-Доча-а ! Джимагуль! Джимагу-уль! — орет он как может. К реке, скорее! Как в видении, но дорога вдоль реки пуста, он бежит что есть силы смотрит: «Черепашка ниньзя» лежит прямо у куста! Сразу прыгает в куст через густые ветки, видит там крутой берег, а внизу — лысый в плаще торопливо лобзает прекрасную Джимагуль, уже одежду сымает.
— Сука, я тебя убью, убью- Взрывом гнева ревёт Сардель и без разбора прыгает прямо по глиняному свалу через колючие ветки. Лысый подпрыгивает как огромный кот и бегом убегает вдоль воды, быстрый скотина! Исцарапанный Сардель с дочерью молча идет через ждущих покупателей, хлопает бортом, и укатывает, оставляя пыльное облако. Он видел этого «Сука-сукуба» раньше и не раз, ну конечно это — Банщик!
Михаил Щетинин, скромный вежливый, неудачник мямля. Щетинин продавал билеты в бане, выдавал тазы, дорого предлагал хлипкие веники, бесплатно раздавал только газеты для подстилки. Сардель узнал его не по лысине а по оторванному карману плаща. Любопытный Шетинин подходил к нему уже сегодня, когда они с дочерью обедали. Он так притерся к кузову, что порвал карман, — На Джимагуль засмотрелся подонок — понял Сардель.
Этим же вечером Сардель вернулся в Лун на темно-фиалетовой, стремительной девятке, вместе с ним три продавца арбузов. Все курили и матерились на непонятном языке, самый здоровый колотил хлипкую панель кулаком так что стук слышно сильнее гула машины.
Всю ночь истязали Щетинина но «Сука сукуб» оказался прямо неубиваемый. Любому нормальному человеку хватило бы и трети нанесенных увечий, а этот снова очухивался и бубнил непонятные монологи. Пять утра, пора возвращаться. Месть конечно хорошо, а торговать надо, арбузники посадили живучего банщика на муравейник примотав руки проволокой к дереву и уехали. Следующим вечером вернулись с лапатами, чтобы закопать упыря. Всем не терпелось увидеть его мертвым. Подходят к месту, а банщика нет, остался только смятый по форме банного таза муравейник, проволока за деревом по форме запястий а самое удивительное вся одежда включая трусы, башмаки и гольфы и все сложено аккуратно лежит возле муравейника. Прямо как в фильме «Терминатор», только Шетинин не появился, а смылся. Арбузники излазили все вокруг: никаких намеков на банщика, ломанулись в баню. Нашли кучи дырок в стенах для подглядывания и непонятные записи на латыни. Никаких больше странностей не было.
— Выжить он не мог, я ему сардельку, отрезал ты сам видел — Успакаивал Сарделя Куаныш
— Я все видел, — Убивается Сардель. — Но когда мы уходили он был все еще жив, надо было его все — таки сжечь а не на муравейник сажать. Нечисть в видиках всегда сжигают.