— Да, конечно, — прислонившись к стене, Юрий закрыл глаза и умолк.
Три человека внимательно слушали записанный разговор — высокий мужчина в форме полковника милиции, худощавый человек, лицо и взгляд которого выражали крайнее беспокойство, и ночной визитер дачи министра внутренних дел, после третьего повтора записи выключивший магнитофон.
— Итак? — спросил он, легонько барабаня пальцами по столу.
— Все ясно, — полковник слегка поморщился. — Жаль, что меня задержали дела, и я не смог приехать раньше, чтобы присутствовать на допросе. Думаю, вы зря развели панику — если бы вы так не спешили и не напирали, Самсонов сам бы вам все рассказал. Кстати, надеюсь, фамилии Лузгина и Самсонова нигде не зафиксированы?
Ночной гость министра вспылил:
— Вы считаете меня полным идиотом? Не надо читать мне нотаций, товарищ полковник милиции, мы равны по званию!
— Ну-ну, не стоит обижаться, — небрежно хмыкнул полковник, — равны-то мы равны, да только у меня есть практика и навык, а вы вознеслись вместе со своим начальством и на настоящей оперативной работе почти не бывали. Но я говорю это не в обиду вам, а просто следует учесть, что среди рядового милицейского состава есть осведомители КГБ. Вам это известно?
Ему, очевидно, хотелось еще сильней разозлить собеседника своим нравоучительным тоном, но тот уже взял себя в руки и, благоразумно решив, что сейчас не время выяснять отношения, ответил совершенно спокойно:
— Да, мне это известно, поэтому я сам оформил фиктивный протокол задержания Великанова и Котько — это два безработных алкоголика, которые постоянно трутся на Курском вокзале и клянчат у пассажиров деньги водку. Вы довольны?
Вопрос был задан с легкой ехидцей, и полковник, пропустив его мимо ушей, продолжил свои рассуждения:
— И вот я еще, что хотел сказать: думаю, этот его дружок — как бишь его, Земцов? — сам по себе не опасен и не представляет для нас никакого интереса. С Самсоновым он контактов не поддерживает, полотна его не интересуют. Со временем мы его отыщем и, если пленка еще у него, изымем ее. Разумеется, нельзя допустить, чтобы Самсонов с ним каким-то образом связался и поднял вопрос об этой пленке.
— Меня настоятельно просили обойтись без экстремальных мер.
— Бабий лепет, что с них возьмешь! Вы прекрасно знаете, что Щелоков и Андропов всегда жили, как кошка с собакой. Если КГБ получит хотя бы намек относительно этого дела, то кто окажется козлом отпущения? Понятно, что не дочь генерального секретаря и не жена министра внутренних дел, которые обожают бриллианты — настолько, что согласились передать бесценные полотна шейху Абу Мухаммеду в обмен на его камни. Крайними окажемся мы, и именно наши головы полетят с плеч. За хищение народной собственности в особо крупных размерах полагается высшая мера наказания, это, надеюсь, все здесь присутствующие помнят? Защищать нас никто не станет.
Худощавый человек, до сих пор не проронивший ни слова, поднял голову и, сглотнув слюну, испуганно спросил:
— Так что же вы предлагаете?
Полковник криво усмехнулся:
— Мой план предельно прост и вполне объясним. Все мы по разным причинам были вынуждены участвовать в этом деле, но никто в наше положение входить не станет, и если мы загремим, то на полную катушку. Нам надо подумать о себе… о своих близких. Поэтому предлагаю пригласить Лузгина и Самсонова сюда, извиниться перед ними за незаконное задержание и… отпустить.
В воздухе повисла напряженная тишина, потом визитер красивой хозяйки министерской дачи в Серебряном Бору угрюмо спросил:
— Дальше?
— Повторяю, мы извинимся и отпустим их, а все, что произойдет дальше, должно произойти в другом месте — не здесь. Кроме нас троих никто принимать в этом участия не должен, нам не нужны свидетели. Если вы согласны со мной, то…
— Как это? Что… что вы имеете в виду? — пролепетал худощавый.
Ему никто не ответил, полковник на него даже не взглянул — смотрел на второго собеседника и ждал. Тот в раздумье провел рукой по лбу и кивнул головой:
— Хорошо, другого выхода я действительно не вижу.
Полковник насмешливо прищурил глаза:
— Именно так, я рад, что вы это поняли.
— Что нужно делать конкретно?
— Сейчас объясню. Итак, я лично беседую с Лузгиным и Самсоновым, извиняюсь за действия своих подчиненных и предлагаю им выпить по чашечке чаю. Оба хотят пить, я уверен — с момента задержания у них во рту не было ни капли жидкости. Вы, — он повернулся к худощавому, — подадите им чай, в каждую чашку капнете по две-три капли вот этого — в руке его появился пузырек с пипеткой, надетой на горлышко, — но не переборщите: две-три капли, не больше.