Эти две составляющие лежат в основе субъективной реальности, где мы всем обитаем и являются основной причиной наших заблуждений о своем истинном месте на шкале времени.
– Но люди ведь не замечают, как происходит смена кадров. Мысль о дне сегодняшнем как о вершине творения для них естественна.
– Именно. Они лишь инстинктивно забывают прошедший миг, а задуматься о следующем им не дает любовь. Она заставляет нас жить сейчас.
Ласковой тени аллеи резко настал конец, и они очутились на пороге крупного оживленного перекрестка. Бившийся в конвульсиях в своем крошечном табло зеленый человечек, казалось, символизировал неизбежность встречи с четырехколесным роком. Впрочем, как и зловещий полосатый узор, заботливо оставленный на дороге для утверждения крепости духа обреченных.
На другой стороне виднелся длинный столб со знакомым указателем, обозначающим близость к метро.
– Напиши мне свой номер, – сказала Ди, протягивая Василию модный телефон с тонкой трещиной поперек защитного экрана.
Он взял аппарат и быстро набрал требуемый номер.
Как только он нажал последнюю цифру, Ди выхватила телефон и, вцепившись крохотной ладошкой в прямоугольную ручку чемодана, ринулась на другой берег, ступая лишь по белым полоскам, словно те были спасительными островками брода в несмолкающей пучине бушующей реки. Едва успев до половодья.
– Созвонимся! – крикнула Она на бегу.
В кармане Василия задрожал и тут же угас телефон, издав истеричный агонизирующий вопль.
Зашедшийся гулом, поток сливающихся воедино одинаковых иномарок окончательно скрыл из виду уходящий в даль силуэт Ди.
Глава 4
Он позвонил Ди тем же вечером. Сразу же после встречи с Дмитрием.
Та кокетливо изобразила удивление. Но на мгновение Василию показалось, будто в действительности она надеялась, что кто-нибудь позвонит. Скорее всего, было неважно, кто именно. Ей просто хотелось чем-то занять пустоту неминуемо надвигающейся меланхолической тьмы, в которой сокрытые мглою древние кошмары терзают память сгустками прошлого.
Больше часа они обменивались высокими суждениями относительно различных способов звукоизвлечения в концепции современной эстрады. Вскользь коснулись проблемы таяния арктических льдов. Пока Ди неожиданно ни спросила, ехидно хихикнув:
– Что ты знаешь о колбасе?
Вопрос обескураживал глубиной своего коварства. Знал Василий вроде бы немало. Однако большая часть его познаний в основном касалась скудной градации вкусовых качеств конкретных представителей семейства колбасных. Положение усугубляла аллегорическая двусмысленность возможной конструкции. То, как это было сказано, наводило на мысль о логической ловушке. Дилемма была лишь в том, хочет ли он в нее попасть.
– То, что она хороша с мягким хлебом, – сделал нейтральный ход Василий.
Ди рассмеялась.
Он понял, что уже оказался на одном из витков ее диалектической спирали.
–Ну что ж, – ответила она, – тогда завтра в четыре будь в саду на берегах. Встретимся у «вершины столичного креанизма». Проверим твое суждение на прочность.
Она повесила трубку.
Ловушка захлопнулась.
Василий был внутри. Теперь, чтобы выбраться, предстояло разгадать этот ребус. Впрочем, миновать его он все равно не мог. Перезвонить и узнать точный адрес означало бы признать свое поражение. Василий чувствовал, что такой демарш мог подорвать хрупкий баланс изощренной ментальной игры.
Утро следующего дня обрушилось на землю густой испариной тумана, смиренно расползающейся в стороны при приближении. Небо было затянуто бледно-серыми тучами. Из них сочились тоненькие ниточки воды, едва заметной на общем хмуром фоне.
Василий неспеша заканчивал ежедневный уличный моцион. Все его мысли занимала любезно предоставленная Ди загадка. Отгадать ее «в лоб» никак не удавалось, и он решил двигаться в обратном направлении.
Понятно было, что употребленное ей выражение «креанизм», вероятнее всего, брало свое начало от английского «create» или «creative» в его модной новорусской итерации. А стоявшее перед ним слово «столичный» отчетливо намекало на то, что второй составляющей данной конструкции должен являться «шовинизм».
Получалась «ненависть творения» или, скорее, «творческая ненависть». Наличие слова «вершина», в свою очередь, говорило о гипертрофированности понятия.
Здесь, несомненно, наблюдалась аллюзия на современное искусство, и то, что Ди знала о пагубном пристрастии Василия к скульптуре, играло немаловажную роль.