«А на квартире у них, — записал Фадеев, — в углу на подушке проживает какая-то помесь болонки с волкодавом — обученное комнатное существо собачьей породы, чисто вымытое, с красным бантиком на шее. Оно виляет и юлит перед хозяйкой, как сам исполкомовский казначей, пробует несколько раз полаять и на меня, но я совершенно недвусмысленным пинком ноги показываю, что недолюбливаю комнатных собачек всех видов и родов, не исключая человеческого». «Быт?! — сам себя спрашивает Фадеев. И сам же решительно отвечает: — Но только не советский».
Дневники молодого писателя интересны по крайней мере по двум причинам. Мы видим, как стремительно растет, обретает неповторимые черты талант художника, набирает силы. «мускулатура» стиля. Он схватывает явления и события цепким, зорким взглядом. Ему по душе все то новое, что утверждается в жизни. Но он знает также и то, что на пути к новому немало нелепостей и ошибок, производственной и бытовой беспомощности, российской безалаберности. Фадеев видит жизнь в резких контрастах. Порой это даже и не дневник, а заготовки к задуманному, но так и не написанному им роману «Провинция». В них зорко увидены приметы жизни тех лет, нередко довольно курьезные:
«Казаки о комсомольцах, играющих в футбол: «Хорошие хлопцы, взрослые, а мячи катают…»
«Несколько «семейных» случаев:
1) Муж запер казачку, чтобы не пошла на выборы. Она вылезла в окно и пошла…
3) Ультиматум жене: развод в случае участия в общественной работе. Муж избил жену за то, что избрали в сельсовет.
Обратные явления:
Казачки, идя за гробом бандита, причитали: «на кого ты нас, кормилец, оставил» и т. д.».
Стиль его рассказов — зарисовок становится легким, бодрым, свободным в тех случаях, когда он пишет о комсомольских активистах, о душевном «полете» первого поколения советской молодежи. Малоизвестные читателю, они помогают лучше понять не только его героев, а чаще, прямо скажем, героинь, но и увидеть глубже характер самого Фадеева в том возрасте, когда человеку чуть больше двадцати, он влюбчив и его любят. Как сказано у Есенина: «Мы все в эти годы любили, но значит любили и нас».
В свое время друг Фадеева Луи Арагон на три вопроса предложенной ему анкеты, кто его «любимая героиня в жизни», «возвышенная героиня», наконец, какое у него любимое имя, трижды повторял: «Эльза, Эльза, Эльза».
Фадеев на подобные вопросы так ответить не смог бы. Его любили многие женщины. И в молодости, и позже. Взаимное чувство возникало между Фадеевым и его любовью чаще всего мгновенно, здесь не было «завоевания», долгих заходов и подступов. Однако, враз вспыхнув, чувство и быстро гасло. По самым разным причинам. «А не донжуанство ли это?» — может возникнуть вопрос. Нет, все выходило у него как-то чисто и возвышенно, и женщины, любившие Фадеева, не держали на него зла, не мстили ему, когда отношения прерывались.
Сложнее «оправдать» действия нашего героя, пожалуй, лишь в одном случае. Глубоко уважая свою вторую жену Ангелину Иосифовну Степанову, он в годы войны, когда жена с театром находилась «далеко от Москвы» — на Урале, сошелся с поэтессой Маргаритой Алигер, и у них родилась дочь. Красивая, голубоглазая, похожая на Фадеева.
Как удалось все уладить, в каких словах каялся непутевый муж, неведомо, но семейного разрыва не произошло, и впереди у Фадеева с «Линушкой», как ласково он называл Ангелину Иосифовну в минуты душевной близости, было немало хороших, радостных дней, о чем вспоминала потом А. И. Степанова.
Он любил повторять слова Джека Лондона: «Друг мой, женщина» и умел проявить к женщинам ту степень душевного благородства и порядочности, что так ценит и чем дорожит каждая из них.
Когда он уезжал из Краснодара, на вокзале его провожала Аня Ильина. В райкоме партии она была помощницей Фадеева по работе с комсомольцами и молодежью.
И вот вдруг по дороге на вокзал она говорит:
— Это хорошо, Саша, что ты уезжаешь.
— Почему? — удивился Фадеев, а взглянув на нее, не узнал свою веселую «помощницу» — бледная, в слезах.
— Что с тобой, Аня?
— Я измучилась из-за тебя.
— Что же ты молчала?
А приехав в Ростов, тут же ей написал.
«Я человек довольно активный и не робкий, а главное, любящий жизнь и большой оптимист. Если бы ты была во всех отношениях свободный, ничем не связанный человек, то я бы, пожалуй, не проверив даже глубины и искренности своего чувства к тебе, постарался бы близко сойтись с тобой, как я делал это в прошлом, не считая, что в этом есть что-либо дурное. Но в данном случае я не рискнул пойти на это. «У нее есть муж, которого она любит, — думал я, — у нее есть уже своя, может быть вполне удовлетворяющая ее, счастливая жизнь. И какое имею я нравственное право, может быть, по мимолетному влечению врываться в эту жизнь, для того чтобы, вскоре остыв, сделать такого хорошего человека, как она, глубоко несчастным». И так как тянуло (и тянет) меня к тебе очень сильно, я решил ждать, иначе говоря, проверить — любовь ли это или просто увлечение. Если любовь, то, ясное дело, никакой муж и никакая семья не может служить препятствием, ибо любовь несет человеку радость, когда она взаимна, и нет греха и беды в том, чтобы радостью этой обменивались люди. Обстоятельства сложились неудачно. Я редко встречался с тобой, а если встречался, то не надолго и «не по душам», а значит, и не имел возможности ближе узнать тебя и «себя показать», чтобы проверить свое чувство, дать ему развиться или, наоборот — остыть. И вот, когда мы шли с тобой и я с болью думал о том, что предстоит расстаться, когда, может быть, во мне живет самая хорошая, самая светлая и радостная любовь к тебе, когда мне стало ясно, что я тоже не совсем безразличен тебе (чего я раньше не знал), — мне страшно, неудержимо хотелось сказать, что я люблю тебя. И все же я удержался и не сказал, потому что побоялся принести тебе несчастье, решил еще подождать».
Активная, живая переписка между ними идет несколько месяцев. Они договорились, что время — хорошее мерило, которым можно измерять и проверять многое, в том числе и любовь.
И время действительно внесло свои коррективы. Чувства на расстоянии остыли, Аня, Анна Ильинична Ильина вышла замуж во второй раз за их общего друга, партийного работника и зажила счастливо.
А вот как писал Фадеев о встреченных им женщинах нового времени в своих записных книжках:
«29 июня. Станица Медведевская. Самое прекрасное впечатление оставили комсомольцы. На их конференции не заскучаешь. И лучше всех секретарь волкома — Васильева. Небольшого роста, стриженая (кончики волос двумя пушистыми скобочками из-под разноцветного цыганского платочка), на вид лет 17–18. Но сколько в ней уверенности, достоинства и деловитости во время заседания! Обрезает так ловко, не моргнув глазом, что просто прелесть. Я сидел в углу и искренно восхищался.
А под вечер я узнал, что ее зовут Катей. У нее серо-коричневые глаза, чудная девичья улыбка и быстрые, немного нервные пальцы. Она только что провела конференцию, как видно, немножко устала, но все-таки пришла на заседание райпарткома.
Я захотел посмотреть их клуб. Она не возражала, но видно было по глазам, что наметила себе что-то другое. Улыбалась слегка застенчиво, а глаза стреляли с почти женским любопытством по всей моей фигуре. Эх, Васильева, — милый ты человек, ей-богу!
Я сказал:
— Ладно, потом сходим.
Она покачалась на одной ноге, держась за колонку крыльца, и, смеясь уже совсем лукаво, сказала, что пойдет купаться. Договорились, что во вторник вместе поедем в Краснодар».
«19 сентября. Среди кубанских медичек познакомился я с Соней Божко. Урожденная кубанка (казачка-«черноморка»), она сразу обратила на себя мое внимание своей исключительной любовью к казачеству, его традициям, к кубанской природе — степям, «туполям», рыжей Кубани-реке и т. д. Ее внешность импонирует всему вышесказанному. Она — среднего роста, очень здорова (полна) на вид, смугла, с густыми черными косами и такими же черными, смотрящими немного исподлобья глазами. Обычно она — флегматична и молчалива. Но мне удавалось несколько раз наводить ее на разговоры о Кубани, — тогда она оживлялась, глаза начинали сверкать, — смех ее чистый, как серебро, — белые неровные зубы моментально оживляли лицо. Всеми своими корнями она была связана со старой кубанской станицей. Жалела, что переводятся джигиты и сильные красивые лошади.