Еще одна характерная запись от 2 декабря:
«Колхозник выпек хлеб белый весом в свой трудодень — 10 килограммов, а сверху черный с соломой припек в четверть килограмма — трудодень прошлого года и преподнес начполитотдела».
Эти, как говорил Фадеев, «радостные стороны жизни» найдут свое отражение в рассказе «Землетрясение».
Поездка в родные края принесла Фадееву немало огорчений. Он увидел, что нормальная человеческая жизнь в Улахинской долине налаживается с трудом. Во многом она даже стала тяжелей, чем это было до революции. В Чугуевке нет школы, нет даже медпункта, где раньше работали мать и отчим Фадеева, дорога в «мир» из долины почти непроходима. А ведь столько крови пролито за лучшую жизнь, столько истреблено человеческих судеб в этих партизанских краях. Фадеев направляет в бюро Дальневосточного крайкома ВКП(б) письмо, в котором требует решительного исправления дел:
«Во время поездки по краю мне удалось посетить Улахинскую долину (ту ее часть, которая входит в Яковлевский район).
Эта долина (села Чугуевка, Соколовка, Сандагоу, Бреевка, Извилинка, Архиповка, Каменка, Кокшаровка, У горка, Антоновка, Саратовка, Самарка, Жиловлевка, Окраинка) сейчас находится в чрезвычайно заброшенном состоянии в смысле внимания к ней со стороны партийных, советских и хозяйственных организаций. Между тем Улахинская долина, особенно село Чугуевка, являются центрами партизанского движения в Приморье. Уж не говоря о том, что очень значительный процент населения в селе Чугуевке (почти половина) был активным участником партизанской борьбы, эта долина в течение 3-х лет, с 19 по 22 г., кормила почти все партизанские отряды Приморья, которые проходили через нее и неделями и месяцами жили в ее селах.
Исходя из этого, я ходатайствую перед крайкомом и крайисполкомом о проведении ряда мероприятий по улучшению культурного положения в долине:
1. Необходимо учредить в Улахинской долине МТС, ибо в тех селах, где жили староверы, до сих пор пустует около 200 га прекрасной земли, а, в сущности говоря, Улахинская долина является долиной очень плодородной.
2. Необходимо учредить в Чугуевке медпункт, который был там до революции, а сейчас нет.
3. Построить в селе Чугуевке школу-семилетку, так как старая дореволюционная школа сгорела и ребята учатся по хатам.
4. Послать в долину хорошего радиста и комплект радиоприемников, так как во всей долине нет радио.
5. Если не предполагается в связи с льготами, предоставляемыми населению ДВК, разрешить колхозам более отдаленных местностей иметь свои мельницы, то необходимо где-то в районе Вреевки или Извилинки поставить еще одну государственную мельницу, иначе крестьяне более дальних деревень в верховьях реки Улахе должны везти хлеб за 50 и больше верст по отвратительным дорогам, убивая лошадей и время.
6. Провести новую дорогу от районного центра (село Яковлевка) до Чугуевки. Старая дорога пришла в невероятный упадок. Ежегодно на ней гибнет масса лошадей. Из-за этой дороги сельпо сидят без товаров. Если подсчитать средства, затрачиваемые ежегодно на ремонт этой дороги, то должен сказать, что гораздо выгоднее построить новую, тем более, что большое количество мостов для предполагающейся новой дороги уже сделано, но потом работа по неизвестным причинам прекратилась и мосты зря гниют».
Но помощь к землякам пришла не скоро. Только перед самой войной заработала МТС, построили школу, а новую дорогу в Чугуевку проложили уже после смерти писателя.
Соавторства с Александром Довженко не получилось. Разность художественных почерков? Наверное, и это. За несколько лет до совместной поездки Довженко, направляя стрелы своего полемического задора против Фадеева, говорил на одном из писательских диспутов, что, идя по размокшей от дождей дороге, один человек видит лужи, а другой — звезды и небо, отраженные в воде. Фадееву отдавались лужи, возвышенное, небесное Довженко оставлял себе. В поездке по Дальнему Востоку Довженко лучше узнал Фадеева, увидел, что по внутреннему настрою, как он писал позднее, этот человек близок ему. Он правдив и возвышен.
Но сценарии они будут писать отдельно, каждый по себе. Вскоре Довженко завершит работу и создаст фильм «Аэроград».
После выхода фильма Фадеев почувствует, что его сценарий во многом повторит довженковский, потеряет интерес к нему, оставив в конце концов свой замысел невоплощенным.
Новый, 1934 год Фадеев и Довженко встречали в городе юности Комсомольске. Собственно, города еще не было. Были временные бараки, в которых жили первые строители, прибывшие еще весной 1932 года по призыву комсомола, — москвичи, ленинградцы, киевляне, ростовчане, одесситы, харьковчане, молодежь других городов.
Молодые строители были рады приезду любимого писателя. Выступая на общегородском комсомольском собрании, Фадеев сказал: «…Ваш Комсомольск — это героический город с большим будущим. Это город, который каждый дальневосточник, и не только дальневосточник, а каждый гражданин Советского Союза должен знать и любить и помогать ему».
По совету Фадеева над Комсомольском взяли шефство молодежные организации центра страны, помогли открыть библиотеку, рабфак, техникум, вечерние технические курсы, послали спортивные принадлежности, радиоприемники.
Спустя год, вновь приехав в Комсомольск, Фадеев убедился в том, что его инициатива не была напрасной. Вместе со своими молодыми друзьями Александр Александрович встретил в городе юности еще один Новый год — 1935-й…
В январе 1934 года Фадеев участвовал в Дальневосточной партийной конференции. Там он был избран делегатом на XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии. И к концу января уже был в Москве.
Потом для Фадеева, как и для других членов оргкомитета, началась большая работа по подготовке I Всесоюзного съезда советских писателей.
Фадеев в шутку называл себя «старым седым волком». Летом тридцать четвертого года он вдруг особенно остро почувствовал свое одиночество…
Статья даровитого критика Дмитрия Мирского «Замысел и выполнение» была откликом на выход в свет двух первых книг «Последнего из удэге». Она появилась в «Литературной газете» 24 июня 1934 года. В ней положительно оценивался роман «Разгром» и резко отрицательно — «Последний из удэге».
Свои мысли и настроения критик приписывал автору романа, заявив, что будто бы «все замедляющиеся темпы, которыми Фадеев работает над «Последним из удэге», говорят о том, что работать над ним ему хочется все меньше», а его творческий метод развивается «в направлении ложном» и, можно сказать, противоположном общему направлению роста советской литературы.
Отсюда вывод: спасение Фадеева в признании «Последнего из удэге» художественной ошибкой и, следовательно, в отказе от продолжения работы над романом.
Рецензия была опубликована незадолго до открытия Первого съезда писателей СССР и произвела очень тяжелое впечатление на Фадеева.
Правда, в защиту писателя высказался А. Косарев — генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ. 3 августа 1934 года на общем собрании молодых писателей и поэтов, созванном культпромом ЦК ВЛКСМ, он сказал в своей речи, что считает неправильным выступление Д. Мирского: «Есть у нас писатель Фадеев. Советские читатели его знают, ряд его произведений любят. Он неплохо писал о нас, о нашей партии, о нашей борьбе. И вот откуда-то взялся «критик» Мирский и в один присест «вычеркнул» его из нашей растущей литературы… Подписывать «смертный приговор» таким борцам за советскую литературу, как Фадеев, — сказал Косарев, — мы вам позволить не можем…»
Открывая проводившееся в те дни всесоюзное совещание по критике (8 августа 1934 года), сталинский философ Павел Юдин охарактеризовал Д. Мирского как «критика холодного объективизма» и не согласился с его резкой оценкой романа «Последний из удэге».