— Не слабо, — Ванька снимает закипевший чайник и разливает кипяток по кружкам. — Тоже Всеслав?
— Ой, Вань, там капец сложная история. Я потом расскажу, но в целом примерно так.
— Ясно. Кстати, прикинь, я же на четверть орк, как выяснилось. Бабуля нагуляла.
— Ого. Так у парня, чьё ты тело занял, есть семья?
— Не-е-е. Сирота. Родители сгинули в какой-то бандитской разборке, вот мальца и потянуло на кривую дорожку. Жрать-то охота.
— Что-то ты на мальца, не сильно тянешь. Или это влияние души? Всё-таки есть в тебе некоторые черты прежнего Ваньки.
— Хе-хе. Знаешь, сколько этой тушке лет? — тычет себе в грудь пальцем.
— А ну удиви, — приподнимаю бровь.
— Шестнадцать.
— Фига себе, — хлопаю глазами. Но хотя бы понятно становится, почему мама Егора, так относится к Ваньке. Не только потому что он землянин, а ещё и ребёнок по сути. Хотя и на Земле ему, вроде, девятнадцать было, когда погиб. Тоже ведь пацан.
— Да сам в шоке, — разводит руками. — Оркская кровь, однако.
— Погоди, а как тебя на Фаэтон подписали, если тебе четырнадцать было? Ты же вроде по тамошним законам не совершеннолетний.
— Так говорю же, на четверть орк. Вон какой амбал, — Ванька с довольной миной демонстрирует бицуху. — Как говорится, справедливое общество, раз в тюрьму можно, то и на Фаэтон от неё свалить тоже.
— Ясно. Что-то друзья-товарищи Всеслава, как-то спустя рукава к делу подходят. Тебя чуть не посадили, меня вон тоже. Ещё и с квартирантом тельце досталось.
— Зато у тебя теперь своя надёжная команда есть, сам же говорил.
— Тут трудно поспорить, — и глядя на дымящуюся кружку, уточняю. — А к чаю у тебя ничего нет?
— Как это нет? — вскидывается Ваня. — Всё есть. Ща будет, братан, — и вытягивает из своего подпространственного кармана копчёный окорок и поясняет: — Не портится в нём, но вкусняшка страшная.
— Вообще-то я имел в виду печеньки, но думаю, и это сгодится.
— Ещё бы. Ты попробуй! — отрезает тонкий ломтик.
— Раф! — посреди каморки, прямо сквозь стены является Лапка, укоризненно посматривая на здоровенный кусок мяса.
— А-а-а! — мой друг роняет на стол окорок и, отскочив к стене, судорожно шарит на поясе в поисках ножа, что остался лежать на столе. — Это что за чудовище?
— Везучий ты парень, Ванюха, — ухватив Лапку за ошейник подтягиваю псинку к себе, чтоб погладить. Понятное дело, это не тот мифриловый, а обычный кожаный ремень, с металлическими заклёпками для красоты. Так сказать, показать окружающим, что барбосина не дикая, а очень даже домашняя.
— Чей-то?
— Да Лапка по-русски не понимает, иначе она бы тебе припомнила слова твои обидные.
— Так это твоя псина?
— Ваня, я тебя, как друга, предупреждаю. Но учти, в последний раз. Не хами собачке, у неё такой характер, что не дай бог. Будешь ходить покусанный и в обоссаной обуви.
— Понял. А кто это? А как она это? — разводит руками.
— Про фантомных волков слышал?
— Да ты гонишь!
— Делать мне нечего, — усмехаюсь.
— О какая, прелестная собачка, — Ванька переходит на общий язык, — какая шёрстка, а глазки какие умненькие. Просто красавица!
— Раф? — Лапка с удивлением смотрит на меня.
— Конечно, подлизывается, — треплю барбосину между ушей, — но из лучших побуждений. Ты же у нас красотка.
— Раф, — Лапка самодовольно скалится, но продолжает коситься на мясо.
— Хочешь кусочек? — проявляя чудеса сообразительности Ваня, отхватывает щедрой рукой приличный шмат, и опасливо пододвигает в сторону Лапки.
— Не-не, — щёлкаю псину по носу. — Ты так за раз сожрёшь, и на остальное начнёшь зариться. Такие вещи смаковать надо, — и достав свой нож в мгновение ока, рублю выделенное мяско на мелкие куски. — Вань, дай тарелку. На, проглотка, жуй. Только не спеши.
Честно скажу, пока резал, рот уже наполнился слюной, так что отхватил кусик и себе, а запихнув в рот, просто растёкся от вкусового оргазма. Ванька не соврал, вкуснотища неимоверная.
— Погодь, давай с хлебушком, — настоящий друг, выставляет на стол буханку белого хлеба.
— Чёрного бы хлебца, да лучку бы.
— Чего нет, того нет, но есть чесночок.
— Брат, дай я тебя обниму! — ради такого дела даже мясо откладываю в сторону.
— Раф? — Лапка отвлекается от своего блюда, вопросительно глядя на нас.
— Да-да. Тебя я тоже люблю, — отмахиваюсь от барбосины. — Вань, говори на общем, а то Лапка такая любопытная, что не у всякой Варвары такой нос отрастал.
— Так она нас понимает?
— Ещё как.
— Понял. Фавы легенда этого мира. Как ты только умудрился её приручить?
— Она сама меня выбрала, — развожу руками. — Знал бы ты, как мы с ней первое время воевали. Но об этом потом как-нибудь. Давай всё-таки послушаем, о твоих приключениях.