— Они такие же дехкане, Николай, как и мы с тобой, — сказал Карапетян. — Это передовой разъезд Курширмата... Придется немного подождать.
Вскоре из зарослей камыша появился джигит на коне с карабином через плечо. Не спешившись, подал руку Николаю, сказал по-русски:
— Пошли!
Они сошли с небольшой дороги на тропинку. На дальнем краю поля под деревьями их ждали всадники и две оседланные лошади. Ушаров и Карапетян вскочили в седла. Немного отъехали и вскоре увидели несколько взводов курширматовских джигитов. Они были в халатах и тюбетейках, с патронташами у поясов и с винтовками.
— Раз, два, три!.. Раз, два, три! — разносился четкий голос. Высокий тенор затянул на ломаном русском языке:
Марширующие басмачи подхватили припев:
Николай круто осадил коня, спешился возле басмаческого командира, скомандовавшего: «Вольно, покурить!»
Еще издали человек этот показался Николаю знакомым.
«Да это Половцев! Есаул бывшего Оренбургского казачьего войска!»
Половцев присел у арычка, жестом пригласил Николая отдохнуть с дороги. Проводники и Карапетян устроились несколько поодаль.
Они молча сидели на корточках, разделяемые лишь узеньким арычком, — один грузный, неопрятный: белый чесучевый китель на Половцеве застиран и плохо выглажен, лицо — небритое и отечное от пьянок, второй — подтянутый, ладный, в хорошо отутюженных галифе и гимнастерке, лаковых сапогах, только разве чуть смущенный необычностью обстановки, в которую попал.
Они с нескрываемым любопытством разглядывали один другого — два ровесника, два человека, разделенные незримым барьером в октябрьскую грозу.
«Разобьем Курширмата, кому ты еще будешь служить?» — размышлял Ушаров. Он сполоснул руки в холодной воде и встал, чтобы достать из кармана носовой платок — чистый, хранящий след утюга. Он вытер мокрые ладони и небрежно сунул смятый платок в карман, испытывая мальчишеское чувство превосходства над человеком, у которого, возможно, давно перевелись носовые платки и свежее белье.
Половцев вынул из нагрудного кармана серебряный портсигар, надавил на бронзовый глазок замка и протянул через арык Ушарову.
Тот взял портсигар, захлопнул крышку и повертел в руках. На крышке два толстеньких Амура с маленькими крылышками держали щит. На щите славянской вязью начертано: «За Веру, Царя и Отечество». В нижнем правом углу портсигара выгравирована монограмма. Дарственный адрес старательно соскоблен.
«Краденый», — решил Николай и с улыбкой вернул портсигар хозяину: — Благодарствуйте, натощак не курю.
Половцев видел, как разглядывал Ушаров портсигар и почувствовал, что краснеет. Вспыхнуло желание унизить, оскорбить этого щеголеватого, «домашнего» штабиста.
— Я не знал, что большевистские комиссары продаются. За сколько купил вас Ширмагомет?
— Вы имеете в виду цену патронов? — улыбнулся Николай и подумал, что улыбаться не нужно и не следует идти на ссору с Половцевым. Надо избрать форму поведения не оскорбительную, приемлемую для обоих. Закончил примирительно: — Приходится торговать ими. Благо на них спрос и цена. Каждый устраивается в этом мире, как может.
Наконец, со стороны дальнего сада прискакали джигиты в черных стеганых халатах и косматых папахах.
— От хозяина, — кивнул Карапетян.
В нескольких метрах от Ушарова кавалькада остановилась. Один из всадников спешился, бросил поводья ближнему, почтительно подхватившему их. Явно рисуясь безукоризненной выправкой, подошел и, приложив руку к папахе, торжественно произнес:
— Главнокомандующий войска ислама, непобедимый Курширмат ждет вас! Мне поручено сопровождать вас до ставки! — И, обернувшись к свите, приказал: — Коня гостю эмира ляшкар баши!
Ушаров с интересом разглядывал молодцеватого джигита. Посланец Курширмата был юн, тонок в талии, перехваченной зеленым шелковым кушаком, широк в плечах. Вооружен он был лишь ножом, висевшим на кушаке в красивых ножнах, украшенных белыми и черными бусами и кожаными кисточками. «Кто же ты такой? Не иначе приемный сын Гнилицкого!.. Ну, конечно же, он!»
— Здравствуйте, господин Гнилицкий! — произнес Ушаров. — Как здоровье уважаемого Аулиахана? Вы, кажется, при нем состоите?
Лишь на долю секунды смутился Камчибек и, взяв себя в руки, ответил:
— Аулиахан-тюря будет рад приветствовать дорогого коллегу лично. Поторопимся, вас ждут...