— Здесь — станционное помещение... так... рядом пакгауз. Вот он. Дальше, извините меня, сортир. Хорошее строение из жженного кирпича. А вот там сад. И дома работников станции.
— Куда поставим вагоны? — уточняли они получасом позже. — И сколько их подгоним под погрузку? Трех хватит? Поставим четыре. И пару платформ.
Когда все было оговорено в деталях, дотошный Богомолов усомнился в успехе:
— И вдруг он, злодей, не пойдет на станцию? Что если он нападет на штаб? Или на казармы?
— Предусмотрим и этот вариант, — согласился Ходаровский. — Так что, товарищи, доложим Петерсу и командующему?
Они пошли в аппаратную. Николай подготовил текст. Телеграфист застучал ключом... Вскоре был получен ответ.
— Паскуцкому и Ушарову, — сообщил дежурный телеграфист и освободил место у аппарата Ушарову.
«Ждите указаний, решаю вопрос штабе, не уходите аппарата. Петерс» — прочел про себя, а потом вслух Николай. И опять потянулись минуты ожидания.
Вновь застучал аппарат, отчеканивая на ленте тире и точки. Николай читал, потом сам отстукал подтверждение о получении телеграммы.
— Ну, что, Коля, — наклонился Паскуцкий над плечом Ушарова. — Что он пишет?
— Сейчас... Пойдемте...
В коридоре Николай прочел вполголоса ответ Петерса.
— Одобрили! — облегченно вздохнул Богомолов.
— Значит, сам приедет завтра! Ну, завертелось.
— Теперь надо продумать все в деталях. Чтобы было правдоподобнее, — предложил Ходаровский. — Выспаться успеете.
Сам он, похоже, никогда не хотел спать, хотя вряд ли ему удавалось выспаться досыта.
Вскоре они были готовы доложить командованию о плане самым подробным образом.
Уже перед тем, как задуть десятилинейную лампу под зеленым абажуром, Паскуцкий спросил:
— Кто сообщит Курширмату об эшелоне?
Николай рассмеялся:
— Он сам все узнает. У него разведка тоже работает. Кто, по-вашему, торгует у входа в штаб и перед крепостью виноградом и лепешками? Наверняка половина — осведомители Аулиахана-тюря! От меня он потребует только подробности... Тогда я ему пригожусь.
— Наживешься ты, Коля, на Курширмате! — пошутил Богомолов.
— За такие подробности он тебе кучу золота отсыпет, а?!
На следующий день из штаба Туркфронта за подписью командующего Сокольникова пришла в штаб Ферганского фронта шифровка. Предписывалось срочно отправить из крепости на станцию Федченко в адрес Пятой бригады красных коммунаров все лишнее оружие и боеприпасы.
К вечеру приехал Полномочный председатель ЧК в Туркестанской республике Ян Христофорович Петерс. Вместе с ним прибыла рота внутренних войск Чрезвычайной Комиссии.
Петерс прошел в кабинет командующего Ферганским фронтом Дмитрия Ефимовича Коновалова, сменившего недавно Карпова. Сюда же были приглашены Паскуцкий, Ходаровский и Богомолов.
— Ушарова не будем беспокоить, — сказал Петерс. — Он должен быть в тени.
Перед концом занятий Коновалов собрал у себя ответственных работников штаба — коммунистов:
— Нам предстоит выполнить срочную работу... — сообщил командующий.
— Причем выполнять ее придется только в ночные часы, — вставил Петерс.
— Об этой работе не должна знать ни одна живая душа, товарищи! — предупредил Коновалов.
Штабисты молча слушали командира.
— Не удивляйтесь, товарищи! — произнес Петерс. — Дело очень серьезное. Кон-спи-ра-тивное дело! Ваша задача — загрузить как можно больше коробок из-под патронов и ящиков из-под винтовок песком, камнями, железом. Упаковать так, чтобы комар носа не подточил.
— Больше мы пока вам ничего сказать не можем, — закончил беседу Коновалов. — Еще раз напоминаю: поручение чрезвычайной важности и конспиративности.
На следующее утро на станцию были подогнаны четыре порожних вагона и две платформы. К ним приставили усиленный наряд. Несколько позднее на перроне разместилась рота из резерва штаба.
Вскоре к пустым вагонам подкатила тяжело груженная бричка, зачехленная брезентом, за ней другая, третья...
Красноармейцы из крепостной команды принялись перегружать с подвод в вагоны длинные, сколоченные из толстых досок ящики, в которых обычно хранят винтовки.
Вскоре на перроне, где в тени здания укрылись от не по-осеннему жаркого солнца красноармейцы, появился торговец лепешками. Он опустил на землю тяжелую корзину и, отдуваясь, огляделся. Глаза его бойко стреляли по лицам красноармейцев, по станционным путям, на секунду остановились на вагонах, к которым опять подъехали две подводы.