Курширмат полез за пазуху и извлек небольшой мешочек, развязал шнурок и сказал с улыбкой:
— Сейчас мы узнаем, как с тобой поступить... Кости покажут твою судьбу... Ты веришь в гадания? Нет! Ты ведь — большевик, Петух...
— Я не верю гаданиям, — согласился Ушаров.
— Это твое дело. А я верю! И он — верит! — сказал Курширмат, кивнув на Аулиахана. — Ты можешь не верить, но что кости скажут мне, так и будет, Петух!
Он уложил ашички одна к другой на пальцах правой руки и ловким движением кисти швырнул их на стол.
— Тава... тава... чик... одна — алчи!
Он собрал кости и ссыпал в мешочек.
— Так ты сказал, что кызыл аскеры перекроют только дорогу из Маргилана? Одну ее? — спросил он, спрятав мешочек за пазуху. — Но ведь ты можешь солгать и послать моих джигитов на смерть! Чем ты докажешь, что сказал правду и остальные дороги станции не охраняются?
Николай пожал плечами.
— Кости показали, что ты еще будешь кукарекать, Петух. Ты мне нужен. Я даю тебе возможность выбора: или тебя зарежут сегодня, или ты докажешь мне, что все сказанное — правда. Ты поведешь на станцию мою первую отборную сотню. Выбирай! Если в бою останешься жив — такова воля аллаха! Ну?!
Ушаров задумался.
— Командующий добр к вам, — промолвил Аулиахан-тюря. — Не исключена возможность, что Камчибек уже выдал вас Мирюшеву... Вы вернетесь и будете расстреляны своими же как предатель.
— Если ты согласишься вести мое войско и останешься жив, я назначу тебя мингбаши, полковником и дам тебе тысячу джигитов, — опять заговорил Курширмат. — Говорят, что у тебя красивая жена... Но ведь у нее глаза зелены, как старая вода в хаузе... Я дам тебе в жены девочек с глазами черными, как ночь... И подарю своего любимого карабаира... Султана подарю... Ну, соглашайся!
— Мне нужно подумать, — произнес Николай. — Дайте мне выпить...
Аулиахан хлопнул в ладоши, в дверь согнувшись вошел рослый джигит.
— Коньяку! — приказал Аулиахан и, обращаясь к Ушарову, воскликнул: — Соглашайтесь! Предложение эмира ляшкар баши делает вам честь!
«Я поведу их меж холмами на Кашгарчи, потом берегом сая к кишлаку Беш-бала и выведу к фруктовому саду... В саду три пулемета... За спиной останутся два эскадрона полка Обухова и шестидюймовки, — размышлял Николай, отпивая мелкими глотками коньяк. Аулиахан размял гранат и, сделав в кожуре отверстие, цедил пенный сок в пиалу. — Допью коньяк и соглашусь... Двум смертям не бывать»...
— У меня нет другого выбора. Камчибек может выдать меня... — сказал он. — Я согласен, гази!
— Правильно! — заключил Аулиахан. — Иначе твои кости уже к утру обглодали бы шакалы... как это случилось с Карапетом...
— Когда будем выступать? — посоветовался Курширмат, взял из рук Аулиахана пиалу с рубиновым соком, поставил перед Ушаровым, что должно было выражать особое расположение.
— Надо двигаться не спеша, чтобы не утомить лошадей, и перед рассветом ворваться на станцию... Советую выступать в три часа утра.
— Будет, как ты сказал, мой будущий эмир ляшкар. — Курширмат дружески похлопал Николая по плечу, потом потрогал ткань гимнастерки, добавил: — В поход наденешь халат и папаху!.. Иначе тебя примут за офицера и убьют раньше, чем мне этого хочется. — Рассмеялся недобро своей шутке.
— Я хочу спать, — сказал Ушаров устало.
— Спи! Будем спать здесь, — кивнул Аулиахан-тюря на курпачи, раскиданные вокруг.
Ушарову показалось, что он совсем не спал, когда рев медноголосых карнаев ворвался в душную комнату. Ни Аулиахана, ни Курширмата в помещении не было. Он плеснул на лицо несколько пригоршней воды из кумгана и вышел в первую комнату, где спали мингбаши и русские офицеры. Их тоже поднял трубный голос карнаев. Одни подпоясывали халаты поясами с подсумками для патронов, другие — бельбогами, еще не пришедшие в себя, были сосредоточенны и молчаливы.
На кишлачной площади перед домом жарко разгорался хворост в огромном костре. Сквозь рев карнаев доносилось конское ржание, выкрики команд, позвякивание трензелей.
Гази стоял на деревянной супе. Рядом на земле собрались командиры подразделений, их адъютанты и связные. Чуть подальше в отблесках костра угадывались оседланные кони. Николай приблизился к супе, среди приближенных Курширмата узнал по цивильному платью Ненсберга. Тот тоже увидел Ушарова и подошел к нему, произнес торжественно:
— Я рад, что вы с нами... Берегите себя, батенька мой... Да хранит вас бог!.. Жду вас с победой...
Министр юстиции при несуществующем «правительстве» последнего эмира ляшкар баши газавата произнес еще несколько банальных фраз. Карнаи смолкли. В наступившей тишине прозвучали протяжные слова молитвы. Все повернулись лицом на восток. Воинство ислама молилось о даровании ему победы...