— Пола, ты куда? — встревоженно крик¬нул заботливый сосед, с изумлением увидев, как красивая девушка, на которую он давно и безуспешно положил взгляд, ожесточенно со¬рвала очередную цыплячью тушку с конвейе¬ра, кинула ее зачем-то на пол, ногой затолкну¬ла подальше под опоры машины и торопливо покинула рабочее место. — Пола!
Девушка даже не обернулась.
Получасом раньше Скалли и Молдер вош¬ли в здание фабрики. Оба еще находились под сильным впечатлением грандиозной по раз¬мерам букв надписи, громоздившейся над главным входом фабрики:
«Чиплята Чейко
Хорошие люди, хорошая еда»
«Шутники, — с симпатией думала Скалли. — Нет, правда, забавно. Хорошие люди, хороший дизайн. Запоминается». А Молдер недовольно покачивал головой: ему казалось непозволитель¬ным уродовать благородный английский язык в угоду амбициям миллионера. «Даже цыплят перекроил под свою фамилию повелитель кур, — думал Молдер неприязненно. — Конечно, со¬звучие уж очень заманчивое оказалось, для рек¬ламы удобно: «Чи-Че». И все равно неприятно. Если так пойдет — оглянуться не успеем, как, скажем, веское ученое слово «артефакт» начнут писать как «артефакс», чтобы хорошо увязыва¬лось с пипифаксом».
Шериф, как всегда, сопровождал агентов, отстав на пару ярдов, а рядом с ними бодро вышагивал длинными своими ногами инже¬нер, которого пять минут назад шериф представил агентам — Джек Харолд его звали — и втолковывал:
— Это, конечно, очень радует — что феде¬ральные власти чуть ли не год спустя после событий все же вспомнили о нас и решили разобраться в деле. Да только дела-то, полагаю, никакого нет.
— Возникла мысль, — проговорила Скал¬ли, — что исчезновение Кернса может иметь
какое-то отношение к докладу, который он со¬бирался подать в департамент. Насколько мож¬но было ожидать по его предварительным со-общениям, это должен был быть чрезвычайно критический доклад.
Инженер от души засмеялся.
— Вот здесь наши рабочие переодевают¬ся, — мимоходом пояснил он, поведя в воздухе руками. — Направо парни, налево — дев¬чата. Смена началась уже довольно давно, к сожалению. А то навстречу нам сейчас несся бы такой цветник… — он с картинной мечтательностью закатил глаза. — В рабочих поме¬щениях довольно жарко, девочки оставляют на себе минимум… — он причмокнул.
Они, не останавливаясь, прошли дальше.
— Вы должны понять, — уже серьезнее продолжал Харолд, — что Кернс, едва появившись здесь, сразу повел дело к закрытию фаб¬рики. Знать не знаю, какая шлея ему под хвост попала, но факт остается фактом: он старался не улучшать, а уничтожать.
— В его сообщениях, однако, — сказал Молдер, — указано на несколько очень серьезных нарушений в плане гигиены и эколо¬гической чистоты продуктов.
— О да, — саркастически усмехнулся Ха¬ролд, — я знаю. Я уже имел честь отвечать по каждому из пунктов в окружном суде. Каким-то чудом, — он опять усмехнулся, — мне уда¬лось убедительно ответить по всем пунктам. От обвинений мистера Кернса не осталось камня на камне.
Харолд не нравился Молдеру. Агент ничего не сумел бы сейчас доказать, да и не взялся бы это делать, — но почему-то он знал, что никогда не рискнул бы положиться на инженера в чем-либо серьезном. Как это говаривал чернобыльс¬кий урод, которого ради безопасности честных налогоплательщиков пришлось в конце концов пристрелить в городском коллекторе: «В раз¬ведку я бы с ним не пошел». Нет, не пошел бы. Открытая, компанейская улыбка рубахи-пар¬ня — и при том ледяные, цепкие глаза. Такое сочетание может говорить о многом.
— Однако скажите по совести, — произ¬несла Скалли, и Молдер удивленно покосил¬ся на нее: если несгибаемый агент Скалли начала изъясняться языком священнослужи¬телей, значит, ей тут совсем невмоготу и мож¬но ожидать вспышки, даже взрыва. Молдер
и сам держался из последних сил. Пять лет гоняться за мутантами, зомби, двуглавыми
злодеями со звезд и после всего этого, после всех галактических высей кончить курями. Чиплятами Чейко. С ума можно сойти. — Обвинения Кернса совсем не имели под со¬бою никаких оснований? Ни малейших?
— Сейчас я вам кое-что покажу, — отве¬тил Харолд, — и вы все поймете сами.
Они еще ничего не успели увидеть, но ды¬шать уже было нечем. Воняло преизрядно. Даже трудно сказать, чем именно — нутром, потро-хами, разогретой нечистотой, которая в каждом из нас, — но, хвала Создателю, надежно упря¬тана от посторонних глаз и носов в глубине, под кожей и мясом; а тут она бесстыдно, про¬изводственно выставлена была наружу.
Харолд приоткрыл дверь в один из залов.
— Здесь разделочный конвейер, — сказал он. — Видите?
— Видим, — сказала Скалли, превозмогая тошноту. «Нет, нет, — твердила она себе, — нельзя давать волю чувствам. Это не то, что мы называем грязью. Это просто такое производ¬ство. Дикарь может счесть хирургическое от¬деление лучшей больницы в стране грязней лю¬бой помойки; а на самом деле — там стерильно, там чистота, какая и не снилась ни в его род¬ной деревне, ни, скажем, в нью-йоркской под¬земке. Это с непривычки. Это бунтует натура…»
— Видите, как здесь чисто? — спросил Ха¬ролд. Скалли закивала, Молдер тоже кивнул. Шериф весело оскалился. — Халаты стира¬ются ежедневно в двух растворах — обыч¬ном и антисептическом. Влажная химическая уборка трижды в день. Работающие без пер¬чаток подвергаются крупным штрафам после первого же случая. Перчатки одноразовые, новые — каждые полдня. Если вам угодно, мы можем войти.
«Мы не специалисты, — подумал Молдер, стараясь втягивать воздух пореже и неглубоко. Самый воздух, казалось, был нечистым. — Как они тут работают? Привычка…»
— Тогда пойдемте дальше, — правильно по¬няв молчание агентов, проговорил инженер, — в цех вторичной утилизации. Он вызывал у Кернса особенные нарекания.
Они пошли дальше.
— Ни одна курица, ни один цыпленок не покидает фабрику, не пройдя перед инспектором. Его пост там же, в разделочной, в конце линии. Мы работаем таким образом уже пол¬ста лет, и ни разу не было никаких срывов. И никаких нареканий, между прочим. Ни разу. И после той свары, которую устроил Кернс, нас посетили три других инспектора, и все дали высшие оценки. Один за другим. Нет, поверьте мне: единственная проблема, кото¬рая здесь была, — это сам Джордж.
— Достаточно серьезная, чтобы с ней раз и навсегда разобраться? — уронил Молдер.
Инженер глянул на него со спокойной не¬приязнью. Ледяные глаза. Глаза убийцы… убий¬цы кур. На совести серийного убийцы Джека Харолда, начал прикидывать газетные заго¬ловки Молдер, более двух миллионов невин¬ных цыплят, загубленных с особым цинизмом… М-да. Сильно.
— Если вы обвиняете нас, то я так скажу: на этом свете все возможно. Есть отличная от нуля вероятность, чисто абстрактная, сразу ого¬ворюсь… что с Кернсом случилось нечто… не¬хорошее. Клясться на Библии, что он веселит¬ся сейчас где-нибудь в Лас-Вегасе или Малибу, я не стану. Но куда вероятнее, что Кернс смо¬тал удочки. Он же был ненормальный. Он же ссорился со всеми на свете. Он даже на феде¬ральное правительство в суд подавал!
— Что вы имеете в виду? — заинтересова¬лась Скалли.
— Как, вы не в курсе? Незадолго до ис¬чезновения он вздумал судиться с собственным департаментом потому, что, видите ли, конвейер идет слишком быстро и у него от мелькания болит голова. Явление-то известное, называет¬ся гипноз конвейера… Хотя так, как он рас¬писывал симптомы, слушать было просто смешно. Ни у кого, кроме бедненького, несчастненького Джорджа таких жутких недомоганий не слу¬чалось никогда. А он просто замучил нашего врача, мистера Рэндолфа… а потом подал в суд на собственных работодателей. Нормаль¬ный это человек?
— Ну и что случилось с его делом?
— Конечно, он не получил никакой ком¬пенсации. Скорость конвейера установлена законодательно. Не можешь работать — не ра-ботай, вот и все. Он и сбежал… Вот, мы пришли.