Вспомнил еще интересную особенность. Славик в своей ножевой технике применял исключительно "прямой" хват и никогда не использовал такой модный в кинобоевиках "обратный", когда гарда лезвия упирается в мизинец. И еще нюанс - при удержании ножа в руке, его указательный палец всегда ложился поверх кольца, выполняющего в штык ноже роль гарды - как за спусковой крючок пистолета держал, прямо. Я до сих пор, рассматривая чужие коллекции, обращаю внимание, - заточено ли основание клинка или нет. До сих пор интересно, как бы Славик с таким аппаратом управлялся бы?
Да и без этих мудреных дел превосходство Славика над нами было тотальным. Причем, не только в рукопашном бою, а и во всех остальных вопросах, часто далеких от армии. О любом предмете Славик имел свое собственное, хорошо обдуманное суждение.
Один раз зашел традиционный разговор о всеобщем армейском бардаке. Послушав нас, Славик неожиданно сказал:
- Если бы в приказном порядке вооруженные силы в полном составе перешли на немецкий язык, то через три-четыре года был бы у нас полный Ordnung (нем. порядок).
Сказал он это как бы самому себе, но мы с Зубом тогда почувствовали в его словах какую-то, возможно, запредельную правду и, как по команде, заткнулись.
В следующий раз разговор зашел о вечной, можно сказать, теме: "война и мирные жители". Славик опять немного послушал нас и вдруг высказал свое мнение о мирных жителях: "Поддерживаешь - виновен!"
А через минуту подвел итог нашей беседе:
- Спецназ - вне морали!
Честно говоря, я далек от мысли, что в "ленинке", или где там еще Славика натаскивали заниматься подобными внушениями. Скорее всего, это были опять-таки его собственные и, возможно, проверенные на практике идеи.
А в середине октября у Славика вдруг случился залет. Очень странный и непонятный случай.
Около двенадцати ночи, засунув в задний карман своих неизменных штанишек пистолет Макарова, Славик пешком отправился в "столицу". Его спросонья попытался остановить дневальный по КПП. Пока ошарашенный солдатик собирал разбросанные части несколько секунд тому, походя у него отобранного и на ходу разобранного автомата, Славик, послав подальше боевое охранение, двинулся по дороге в город.
От Файзабада до полка было восемь километров уезженной грунтовки, на которой и днем-то бывали засады духов, не говоря уж о ночи. Было на том пути и несколько многострадальных афганских постов, четыре кажется, охранявших исключительно самих себя.
Естественно, что Славика ни на одном из них не остановили, и он благополучно добрался до окраин. Но уже в городской черте, перед группой зданий, занимаемых советскими военспецами и местной "элитой" (а именно туда, по всей видимости, он и направлялся), стояла мощная точка ХАДа, и там его якобы задержали. Что было дальше, я не знаю, но утром с почетным эскортом двадцати с лишним автоматчиков афганской ГБ Славика на открытом грузовике доставили в часть и сдали на гауптвахту.
Неизвестно, что после такой выходки случилось бы, например, с моим ротным - мог бы месяц на губе просидеть, а мог бы и под трибунал попасть или, еще куда лучше угодить. А вот что случилось со Славиком, известно: не забыв перед сном часок размяться на площадке, он уже в двенадцать часов дня мирно посапывал у себя в комнате.
На следующее утро, не зная, как подступиться к Славику с расспросами, я очень "тонко" пошутил:
- А что это за мода такая пошла - с ПМом на дело ходить? Зашли бы к нам, мы бы чем-либо и посерьезней снабдили бы.
Славик помолчал, а потом, хищно улыбнувшись, спросил:
- А чем тебе мой ПМ не нравится?
- Та... тоже мне оружие.
- Угу... Если тебе кто-то скажет, что Макаров - дерьмо, то пошли его как можно дальше. Не поймет - объясни: подошел, подсел... ну ты знаешь...
Вот такой подробный рассказ получили мы о цели его ночной прогулки.
В начале ноября 1984 года на одной из вечерних тренировок Славик, немного размявшись, неожиданно сказал:
- Что-то не тянет сегодня... Посидим?
Сели.
Вечер был довольно теплым, мы с Зубом расслабились, закурили и так, лениво болтая, просидели часа полтора. Вообще, ситуация была исключительная - так долго мы со Славиком никогда не разговаривали. Говорили о разном. Например, о маскировке. И я вдруг обратил внимание, что советы Славика касались маскировки лишь в условиях городов, причем, наших городов, советских.
- Если вы будете всегда казаться незаметными, - объяснял он, - то сразу попадетесь. Тем более, если круглосуточно будете в готовности к действию.
Я уточнил:
- Как это?
- Ну, как... Темная свободная универсальная одежда и обувь, набитые руки или неизменные перчатки, очки, стрижка, морда с печатью суровости, специфические движения...
Мы засмеялись.
- Ну а как надо?
Ну, во-первых, иметь вид добропорядочного, но не слишком преуспевающего гражданина - костюм, галстук и прочее... Чуть помятая рубашка, допустим. А во-вторых, желательна яркая, невоенная деталь, чтобы чуточку выделяться, но не слишком - патлы или, например, борода. И все - ты учитель, инженеришка никакого интереса уже не представляешь.
- ?..
- А кому вы с бородой нужны? Тоже мне - хипарь-диверсант. Смешно! А вот сбрить - дело одной минуты. Кстати, чудаковатые считаются самыми безопасными. Не знали? Да? Многие не знают. Люди... они так наивны...
Поговорили и разошлись. Утром он не пришел. Вечером тоже. На другой день пошли искать. Уехал... Очень своеобразное у нас получилось прощание.
А его теорию о неприметности чудаков я проверил на нем же. Через пару месяцев никто в полку о Лепилове уже и не помнил. И когда я в соседних ротах ради спортивного интереса спрашивал о нем, только немногие, напрягшись и наморщив лбы, с трудом вспоминали:
- А! Помню... Спортсменчик какой-то. Славик, говоришь... Может, и Славик.
- Не помнишь - кто он?
- Он? Та никто... летеха какой-то. Наверное, полный придурок. Ну его, пустое место!
Вот так. Люди... они так наивны!
КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ
В сентябре 1984 года в разведроте появился новый офицер. Сентябрь, как, впрочем, и март, время перемен - одни люди уходят, на замену им прибывают новые, и поначалу на статного молодого старлея никто в части не обратил внимания. А зря - уже через неделю о нем заговорил весь полк.
У старшего лейтенанта Николая Морозова (фамилия - изменена) были свои взгляды на методы ведения боевых действий в условиях высокогорной партизанской войны. Были и свои, далеко не малые амбиции. Но реализовать все это в должности командира взвода не представлялось возможным. Как выяснилось впоследствии, в штабе армии произошла накладка: Морозов ехал получать роту, а достался лишь взвод. Мириться с такой несправедливостью судьбы он не собирался. Амбиции, опять-таки, не позволяли...
На второй или третий день после прибытия Морозов подошел к своему ротному и изложил идею создания подразделения глубокой разведки. Капитан внимательно выслушал новоиспеченного спецназовца, тяжело вздохнул и послал его к такой-то матери. Но это был не тот человек, который охотно идет туда, куда его посылают. Вечером он переговорил с Мямлей, новым командиром второго мотострелкового батальона, а на следующее утро и с полкачем. К концу недельного срока Морозов был назначен на новую для части должность командира отдельного разведвзвода второго МСБ и сразу, пока не передумали, приступил к его формированию.