Квай-Гон перешагнул прилипшую к каменной кладке лепешку и признал, что Мэйдо права. Учитель Дуку сказал о представителе, но ни словом не обмолвился, что на Венисиоле есть человек, способный отдать любой, самый неоспоримый приказ.
— И, быть может, — продолжала Мэйдо, — что те же самые люди — не те же самые. Вы так выпытывали у меня, кого из графов Серенно я знаю… Кое-кого вы знаете тоже. Но с тем, кого знаете вы, я разговаривала пару раз по комлинку, больше того — я не горю желанием общаться… с вашей братией.
Прия хихикнул. Квай-Гон решил, что она намекает на титул учителя Дуку, да и на него самого, но ошибся.
— Я и вас, миледи, имею в виду, — сказала Мэйдо неожиданно резко, и панторанин эффектно спал с лица. — Мне не нравится, когда я абсолютно бессильна. Мне не нравится, когда со мной говорит человек, способный изменить мое мнение лишь потому, что он этого хочет. И мне не нравится, хатт побери, когда от меня требуют доверия люди, которым я боюсь посмотреть в глаза.
Дорогу им преградил митинг. Представитель «Нетронутой природы» набрал себе сторонников, и теперь два десятка людей и фалнаутов выкрикивали лозунги, размахивали флажками и призывно свистели. Квай-Гон придержал своих спутников, чтобы они не совались в толпу.
— Вы в своем праве, сударыня, — виновато произнес Прия.
Мэйдо улыбнулась — открыто и непривычно, вот только эта улыбка была адресована стоявшему с покаянной физиономией панторанину. И внезапно Квай-Гон осознал, что всё это время принимал за ее враждебность. Мэйдо настолько боялась гипноза, что всегда отводила взгляд. «Красными трусами лямку лифчика, надеюсь, не оборачивает», — усмехнулся Квай-Гон, но тут же решил, что вряд ли рациональная Мэйдо станет носить абсолютно ненужный предмет одежды. «Вот Ата могла бы…»
Одно ему было неясно: почему она так боится? Сильные волей и целеустремлённые не поддавались гипнозу, это общее место. Нут, например…
«Стоп…»
Квай-Гон внутренне похолодел, вспомнив, как разъярённый Нут успокоился, повинуясь жесту Прии. «Так вот почему рядовой этнограф стал представителем», — на краткий миг он не то что понял — испытал тот же страх, что и Мэйдо.
— В самом деле, госпожа эмиссар, вы уверены в вашем выборе? — негромко спросил Квай-Гон. Мэйдо перестала улыбаться, полоснула его ледяным взглядом. — Из двух джедаев вы доверяете тому, кто выбирает и использует это оружие куда чаще и с куда большей силой. В то время как я просто не смог бы повлиять на вас — не потому, что вы так уж сильны, потому, что вы так уж тверды и упрямы… а он мог бы. Может, и я это знаю. А знаете ли вы точно, по своей ли воле выбрали ему доверять?
Мэйдо закусила губу, и Квай-Гону совершенно не понравилось выражение ее лица.
— Мое доверие к вам оказалось оправданным, миледи, — и она, сделав шаг вперед, опять улыбнулась и коснулась рукава изодранной шинели панторанина, потом — руки, и Прия в ответ сжал ее пальцы. — Вы помогли мне, когда Нут зацепил меня из бластера, хотя я не просила вас об этом. Вы помогали мне раньше. Вы спасли меня под Нэгной. Вы рисковали жизнью, чтобы вытащить меня из-под этих проклятых камней.
— Каких камней? — переспросил Квай-Гон. Защитники природы уже прошли дальше, но от изумления он прирос к месту. Под Нэгной Мэйдо спасал вовсе не Прия… а судя по его виду, проклятые камни случились не далее как этой ночью. — Где вас носило?
«И почему я опять ничего не знал?» — подумал он, уже не сомневаясь, что не по доброте душевной панторанин опоил его своим варевом.
— Возле Красной Горы, — Мэйдо повернулась к Квай-Гону. — Мне нужно было на всё это посмотреть.
«И понюхать. Развелось суицидников!»
— Какого хсисса рыжего?! — прошипел Квай-Гон. — Ты ведь знал, кто она! Не мог не знать!
— Не исключено, — панторанин изобразил сладкую улыбочку.
«Нет эмоций — есть покой, нет гнева — есть смирение…»
— Ты рисковал жизнью не просто человека, вынужденного тебе поверить, — эмиссара нашего трижды клятого Сената, чтобы им зубы порастерять и жрать одно печенье! Я правильно понял?
— Не исключено, — улыбочка улыбочкой, но на пару шагов тот благоразумно отступил.
— И какие основания у тебя были для подобного… поступка?
Задумался. Или сделал вид: Квай-Гон уже не был уверен, что его собеседник вообще умеет думать.
— Я составил план, который позволял с максимальной вероятностью избежать опасности для её, моей или вашей жизни. Увы, вмешались непредвиденные обстоятельства…
И руками развел. Намёк был прозрачен, аки слеза Ашлы, и горек не меньше, потому что, оценивая ситуацию сейчас, Квай-Гон не мог не признать, что совершил грубейшую ошибку. Вот только ошибался не он один!
— Непредвиденные обстоятельства — то, что госпожа эмиссар пережила Нэгну. Но это тебя не остановило, решил ещё разок попытаться, в самом деле, одна гора, другая гора, где-нибудь да выгорит?!
Панторанин промолчал, и Квай-Гон предпочёл решить, что это были стыд и осознание вины. За сохранность данных он не переживал — пароль от датакронов был у него.
— Нашли что-нибудь? — небрежно спросил он и подтолкнул окаменевшего Прию по направлению к избирательному участку.
— Груду обгорелых камней, — ответила Мэйдо. — Невыносимая химическая вонь, пепел и яркие красные камни. Они рассыпались, я чуть было не сорвалась. Точнее, сорвалась, и… не самое приятное воспоминание. Как-нибудь потом расскажу. Может быть. Что вы застыли, мастер Джинн? Решили сохранить за собой привилегию спасать мою жизнь?
«Нет эмоций — есть покой, нет гнева — есть смирение…»
Не всё было потеряно окончательно. У Оби-Вана оставался первый записанный дата-кристалл.
— Да что с вами такое? — воскликнула Мэйдо, и было похоже, что испугалась она всерьез. — Если вы посчитали, что под Нэгной я не проявила достаточно благодарности…
— Дата-кристалл, мастер, — с полупоклоном напомнил Прия, и сейчас он в кои веки влез вовремя. Эмиссар приняла бесполезный дата-кристалл и спрятала в поясную сумку.
«Посмотрим, как ты будешь объясняться с Сенатом», — с досадой подумал Квай-Гон. До избирательного участка оставалось совсем немного. Прия попытаться развеять напряжение.
— Вы слышали о заебелках? — он мечтательно уставился в небо; верный признак, что последует очередная длинная и бессмысленная мозговыносящая чушь. — Дивные животные. Знаете, как они называются по-местному?
Квай-Гон закатил глаза:
— «Пушистые твари»?
— Почти. Заебелками их фермеры прозвали. Правильно говорить «зейебиель». Означает приблизительно «зверь, которого ничего не берёт». Они не боятся клича лептотиол, легко лезут в драку с крупными хищниками… даже ядовитые змеи им не страшны. После появления колонистов они поколений за девять или десять мутировали так, что их шкуру не могли пробить ни стрелы, ни копья, ни бластерные выстрелы.
Из шкур заебелок могли бы выйти неплохие доспехи. Мэйдо, как и следовало ожидать, слушала с интересом.
— Кайешке, внучка Арой, решила завести себе такого питомца. Её двоюродный дядя Ниллинкен погиб, застрелившись о заебелку… Он выстрелил по ней, но стрела отскочила от шкуры и порвала ему бедренную артерию… неважно, главное — Кайешке посчитала, что не заебелка убила дядю, а дядина душа переселилась в заебелку. И ей многие верили! Особенно когда в первое же утро оказалось, что за ночь тварь передушила всю домашнюю птицу и изнасиловала туку, которую вождю Арой подарил республиканский посол…
— Повезло, что не вождя! — развеселилась Мэйдо. — Дядя, я смотрю, был не промах!
— Не отнять. Окончательно его признали, когда заебелка решила, что пять лепт — именно то, чего ей не хватало в жизни. Трахнуть она их хотела или просто убить — неведомо, но пострадали все, и весьма серьёзно. Её, конечно, перевязали и положили в коробку в юрте у шамана… Она сбежала, и не куда-нибудь, а обратно к лептам. Вождь Арой говорит, это всё потому, что заебелки страха не знают. Знали бы страх, давно разумными стали бы…