Удалось не сразу, потом дверца со скрежетом поддалась, и Оби-Ван подумал — она так скрипит, что он непременно бы услышал, но если любопытство запросто сгубило кошку, что ему какой-то падаван? И Оби-Ван, повторив, что думать не стоит, а надо действовать, откинул дверцу до конца и начал спускаться в подпол.
Он с трудом нащупывал ступеньки — в подвале было темно. Когда он, по его расчетам, оказался примерно на середине, откуда-то донесся странный низкий гул и сразу же перерос в приглушенный рев, дом слегка задрожал. Это было похоже на легкое землетрясение.
К гулу примешался треск, словно что-то разлетелось, потом гул стал тише, но теперь к нему добавился противнейший визг. Это был не человек, не живое существо, это был не тот, кто ходил по дому, и Оби-Ван догадался, что гул и визг исходят из вентиляционной трубы. Наверное, древний вентилятор не выдержал тяги, и лопасти поломались.
Это ничем не угрожало, и Оби-Ван продолжил спуск. Лестница немного шаталась, упасть он не боялся, но всё равно с помощью Силы спрыгнул на пол, не рассчитав — пол оказался неожиданно близко.
После приключений в Красной Горе фонарик остался у учителя, и с утра Оби-Ван позволил себе похозяйничать и фонарик забрал. Сейчас он пригодился, и Оби-Ван с изумлением рассматривал просторную, хорошо отделанную комнату с заправленной кроватью, небольшим холодильником, несколькими стульями, массивным шкафом, застекленной стойкой, столом и стареньким датападом. Настоящее убежище, но зачем оно? В комнате сильно слышался гул и треск поломанных лопастей, и когда Оби-Ван нашел вентиляционное отверстие, то здорово удивился — оттуда дуло так сильно, что рядом было почти невозможно дышать.
Что-то в этой комнате было не так. Она казалась обжитой, словно кто-то совсем ненадолго ее покинул. Но она не могла быть жилой, пусть в ней и были стол, кровать, холодильник…
Оби-Ван посветил на стены. Дверь он заметил не сразу и подходил к ней с опаской: если кто-то и прятался от него, то делал это только за этой дверью.
И в этот момент он как никогда ощутил свое одиночество. Он один на один с неизвестным противником… да, он должен справиться, у него меч, с ним Сила, он джедай и прекрасно умеет сражаться, но — сможет ли он нанести удар?
Ни разу в жизни ему не приходилось драться с настоящим разумным врагом. Могло бы прийтись, но тогда, когда на них напали фалнауты, он даже не помышлял о том, чтобы вступить в настоящий бой. Джедай не может убивать безоружного, не может убить, если враг не сопротивляется… а что ему предстоит сейчас?
И Оби-Ван медлил. Смешно: он когда-то узнал, что «медитация» — просто «размышление» на одном из древних языков. Значит, сейчас он вовсю медитировал! И почему-то первое, что пришло ему в голову, было то, что все они одиноки. И он сам, и Ата, и госпожа Мэйдо, и… проще было перестать себя поправлять и остановиться на «мастер Прия».
Одиноки, да. Но по-разному.
Одиночество Аты было тоской и разлукой. Венисиола ей не родная, а какая планета родная и что там, Оби-Ван не знал. Как не знал, добра Ата к нему и Пери просто так или из-за этой разлуки и тоски. Кого они ей напоминали? Может, она искала в них то, чего в ее жизни никогда не было? Зачем она здесь? Для чего? Что он может для нее сделать?
Ничего, признал Оби-Ван. Не может даже понять, потому что не знает, что такое — быть частью семьи. А учитель? Что он в ней видит? Или все же — кого?
Ата была замечательная, Ата была красивая, Ата была добрая и умная, поэтому хотелось признаться ей в любви, но Оби-Ван не был уверен, что дело именно в том, что она — женщина. Это был скорее бонус, помогающий заметить её… иные таланты, иные стороны.
Госпожа Мэйдо была другой. Эмиссар Сената — высокая должность, большая ответственность, огромные полномочия. Она наслаждалась своим одиночеством. Или хотела наслаждаться, пока была такая возможность? Гордилась им, это точно. Помощь учителя — помощь мастера-джедая! — отвергла, как что-то ненужное, раздражающее. «Мы неплохо работали вместе», — вспомнил Оби-Ван. Где, когда, что за тайна связана с этим «жучком»? О каком доверии они говорили? И почему, в конце концов, учитель сначала собирался арестовать ее, а потом так неожиданно…
Оби-Ван очнулся. Медитация выходила неправильной. Вместо того чтобы быстро выяснить, что происходит, и вернуться назад сторожить губернатора, он только и делает, что тянет время и лезет в немыслимые дебри. Какое ему дело до эмиссара Сената и до того, что делят они с учителем?
Он решился и толкнул ногой дверь.
Решение оказалось ошибочным: дверь открывалась в другую сторону, Оби-Ван отпрыгнул, а потом нащупал ручку и рванул дверь на себя, пока ее не распахнули и не дали ему по зубам, но никто не выскочил, не закричал, не набросился и вообще ровным счетом ничего не произошло.
У губернатора была роскошная спальня и шикарный ночной горшок, тот, кто оборудовал эту ванную комнату, обладал не меньшей бездной вкуса. Кто-то из юнлингов однажды пошутил, что на Аркании везде золотые сортиры. Госпожа Мэйдо точно бывала и на Аркании, так что у неё можно было уточнить… только Оби-Ван подозревал, что учитель не одобрит. И госпожа Мэйдо, возможно, тоже. Если учитель считал ее опасностью, а она его — досадной помехой, то не стоило лезть со своими вопросами, чтобы не обострять.
Унитаз, к огорчению Оби-Вана, был обычный, зато ванна настолько огромная и великолепная, что он в восхищении замер. Целый бассейн, и куча непонятных принадлежностей. Стены были позолочены, на потолке висела великолепная люстра, по углам стояли вазы с искусственными цветами. Обитатель достаточно скромной спальни уделял проведенному в ванной времени большое внимание и полагал, что ни минуты не должен потерять зря, а наслаждаться красотой и шиком.
«Точно арканианский стиль. Голых мужиков по стенам недостаёт», — фыркнул Оби-Ван. Раковина была странной формы, и, подойдя поближе, он убедился, что это чья-то отполированная кость. Вода в кране была, но только холодная, и Оби-Ван озадачился поиском нагревателя.
Как ни странно, нашел, а потом решил, что и ванную, и комнату стоит обследовать тщательнее, хотя бы для того, чтобы убедиться — здесь кто-то живет или, напротив, что ему показалось. Ванна была сухая, вода не нагрета, мыло… было тоже сухим. Не желая, чтобы в его расследовании остались пробелы, Оби-Ван изучил унитаз, сделал вывод, что им давно никто не пользовался, а потом пришел к заключению, что сам оказался здесь не просто так, и заодно проверил работу системы слива.
И тут его осенило. Зачем держать губернатора наверху, когда проще запереть его здесь и не бояться, что он куда-то сбежит? Даже развязать ему руки и ноги, только сначала надо убрать все предметы, которыми можно воспользоваться для нападения.
Пока Оби-Ван собирал по ящикам всё, что могло представлять опасность, мысли его снова вернулись к эмиссару Сената. Иногда казалось, что учителя раздражает ней именно пол, хотя непонятно, почему именно. То есть, госпожа Мэйдо раздражала, да. Она командовала, она вела себя так, словно джедаи — не рыцари и защитники, а докучливые нахлебники, что вечно лезут под руку со своим нытьём… но ведь это никуда бы не делось, будь госпожа Мэйдо мужчиной!
Но учитель считал иначе. Наверное, стоило потом его подробнее расспросить. Или всё-таки — нет?
«Всё зло от баб», — сказал губернатор. За это следовало влепить пощёчину или отругать за дремучий первобытный сексизм, но Оби-Ван сомневался, что джедаю можно бранить, а тем более бить, пожилого беспомощного человека.
Он отлично знал, что «баба» — грубая форма упоминания лица женского пола. Но он вырос в Ордене, где мужское и женское сводилось к раздевалкам, туалетам и душевым. Нельзя было сказать, что мастер Луминара отличается от мастера Квай-Гона тем, что она — женщина, или что сам Оби-Ван отличается от Венн Кравье тем, что он — мужчина. Звания, профиль работы, дары Силы — различались. Но и только. «Пожалуй, в идеале мы должны быть как мастер Прия: кого бы в нас ни видели, мы в конечном итоге просто джедаи, каждый из нас, а пол есть нечто телесное и потому незначимое».