Два часа двадцать минут? Поуп заставила себя сесть, потом поднялась на ноги и поплелась за Хулиганом и Джеком в холл, где на стуле у лифта маялся ямаец. Широкая повязка закрывала его распухшую щеку, одна рука была в гипсе и на повязке.
— Ну, я Хулиган, — сказал эксперт.
Растаман поднялся, морщась от боли, и протянул здоровую руку.
— Я Кету Оладува. Вожу такси.
Хулиган показал на гипс и повязку:
— В аварию, что ли, попал?
Оладува кивнул:
— Еще в какую, мужик. По дороге в Хитроу. Фургон в бочину въехал. Меня всю ночь в больнице продержали.
— А Найт? — ахнула Поуп.
— Ах да, — сказал растаман, извлекая из кармана пригоршню обломков айфона. — Он мне это дал вчера вечером, говорит — рули в Хитроу, а потом ко мне домой, найди Хулигана или инспектора какого-нибудь. Я пошел к нему домой, когда из больницы отпустили, а полицейские говорят — вы уже уехали, вот я сюда и дочапал.
— Чтобы передать нам разбитый телефон? — спросил Морган.
— До аварии он был целый, — с негодованием возразил растаман. — Найт сказал, что-то в этом телефоне поможет вам найти его детей.
— Блин! — Хулиган выгреб из рук Оладувы остатки айфона и бегом кинулся в лабораторию. Поуп и Джек побежали следом.
— Эй! — заорал им вслед Оладува. — А премия-то мне где? Он обещал!
ГЛАВА 98
Найт очнулся не сразу: какой-то самой древней своей долей мозг узнал запах жарящегося мяса. Найт не помнил, где он и кто он, только слышал густой чад.
Потом он понял, что лежит на чем-то жестком. Вскоре к нему вернулся слух: звук походил на ритмичный прибой, потом раздался статический треск и голоса в телевизоре. Тут Найт окончательно пришел в себя. Он смутно помнил, что вроде был в спальне со своими детьми, Мартой и Дерингом, прежде чем навалилась чернота. Найт пошевелился. Оказалось, он связан по рукам и ногам.
Зазвучала свирель с частыми вдохами и трелями, и Найт, с трудом открыв глаза, увидел, что он не в спальне белоснежной квартиры. Пол был деревянным, без ковра, и стены обшиты темными панелями, ходившими вверх-вниз, как волны в шторм.
Превозмогая тошноту, Найт закрыл глаза, слыша флейту и спор теледикторов. Передвинув голову, он сразу ощутил сильнейшую боль в затылке. Изабел и Люк лежали без сознания на полу, связанные и с заклеенными ртами.
Найт осторожно повернул голову, пытаясь понять, откуда доносится музыка, и увидел сбоку кровать с балдахином, занимавшую середину комнаты, а на ней Джеймса Деринга.
Несмотря на шок от удара, Найт сразу понял, что ожидает куратора музея. Телеведущий в больничном халате лежал на матраце, привязанный к четырем столбикам кровати, и от запястья прозрачная трубка тянулась к пакету, висевшему на штативе.
Мелодия оборвалась, и солнечный свет, заливавший комнату, заслонила темная фигура.
В левой руке Майк Лансер небрежно держал черную боевую винтовку, а в правой стакан с апельсиновым соком. Поставив сок на стол, он присел на корточки, весело глядя на Найта.
— Очнулся наконец? Чувствуешь, как фортуна переменилась? — засмеялся он и показал винтовку. — Отличное раньше оружие выпускали. Такая пневматика! Пластиковым шариком можно вырубить, особенно если в голову с близкого расстояния.
— Кронос? — спросил еще заторможенный Найт, чувствуя запах спиртного от Лансера.
— Знаешь, у меня с самого начала, по крайней мере после безвременной кончины Дэна Картера, было предчувствие, что ты подберешься ко мне ближе всех. Но я предпринял необходимые меры, и вот мы здесь.
Ничего не понимая, Найт проговорил:
— Ты же так ждал Олимпиады, ты жил этой подготовкой. Почему?..
Лансер поставил винтовку у колена и поскреб в затылке. Его лицо мгновенно покраснело от гнева. Он встал, схватил стакан сока и выпил, прежде чем ответить:
— Современные Игры изначально нечестны. Всюду коррупция — подкупленные судьи, генетические мутанты, накачанные допингом монстры. Игры нужно очищать, и я был избран для этой цели…
Найт уловил подвох.
— Чепуха! Я не верю тебе.
Глаза Лансера налились кровью, и он швырнул в Найта стакан, разлетевшийся о стену.
— Кто ты такой, чтобы спрашивать меня о мотивах?! — проорал он.
Несмотря на контузию и смертельную опасность, в голове у Найта прояснилось.
— Кровавые жертвы на глазах мировой аудитории ты приносил не только ради разоблачения. Это наверняка вызвано затаенным гневом.
Лансер еле сдерживался.
— Я эманация повелителя времени. — Он посмотрел на близнецов. — Кроноса, пожирателя детей.