– София, это ты? – удивлённо спросил он.
– Ты мне нужен, Джонни. И лучше бы тебе приехать прямо сейчас! – надменно пояснила я, и повесила трубку.
Не желая терять время, я вернулась в кабинет. Установила телефон напротив Гарольда, и включила запись видео. Тихонечко вышла обратно в гостиную и, выдохнув, приготовилась.
– Что за шум, Гарольд? – шепотом стала репетировать я. – Этот грохот так похож на выстрел, – На моих глазах появились слёзы, а голос слегка задрожал.
Я подошла к двери кабинета и, воодушевившись, открыла её.
– Что это за шум, Гарольд? – с порога задала вопрос. – О, Боже, милый, что ты наделал!
Я подбежала к столу, и встала напротив камеры. Посмотрела на Гарольда и во всеуслышание зарыдала.
– Ах, мой дорогой, любимый муж. Как же я буду теперь жить без тебя?! – А затем повернулась к камере, и со скорбным лицом, завопила ещё громче:
– Он убил себя! Убил! – И схватив телефон, сделала вид, что разбиваю его о стену.
Стоп съёмка.
Я хохотнула, и пересмотрела отснятый материал.
– Надо будет над озвучкой поработать, – взглядом профессионала, подметила я.
Спустя пятнадцать минут в доме появился Джонни.
- Где ты, Софи? – спросил он из прихожей.
- Иди в кабинет, – позвала я.
Тяжело ступая толстяк Джонни уверенным шагом отправился на мой призыв.
– Матерь Божья! – завопил он. Джонни, как вкопанный застыл в дверях, увидев, что натворил Гарольд.
Вальяжной походкой свободной женщины я подошла к нему, и приобняла за плечи.
– Ты чувствуешь запах денег, Джонни? – спросила я.
– Нет, – откровенно ответил он.
Джонни был в шоке. Он нервно сглотнул, и посмотрел на меня испуганными глазами.
–Это же, мать его, Факкоин, Софи! Ты понимаешь, что будет, когда об этом узнают?
– А ты понимаешь, что будет, когда Гарольд окажется первым фриком, который убил себя по желанию своих подписчиков на глазах у всех?
Джонни закатил глаза, в эйфории подрагивая веками.
–Да, малыш, думай! – подбодрила я его.
Жадного до денег Джонни осенило. Он хрюкнул, как это делал всегда, когда был доволен.
– Мы откроем на бирже тотализатор, и будем принимать ставки. Я устрою такую пиар-кампанию, что весь мир на уши встанет! – радостно провозгласил чёрный пиарщик.
– Я знала, что мы поймём друг друга.
– Ну и вонь тут стоит! – заметил Джонни.
Он вытер со лба пот, и с отвращением посмотрел на то, что осталось от Гарольда.
– Ты прав, Джонни. Медлить нельзя. На вот, зацени видосик. Сняла, пока ты ехал.
Просмотрев мои жалкие потуги на камеру, Джонни поморщился.
– Софи, детка, ты знаешь, я восхищаюсь твоим талантом. Но кто так кричит? Ты посмотри, как ты кричишь!
– Озвучку подправим.
– Нет, это отвратительно. И озвучка тут не поможет. Это полный кисляк.
Джонни забрал у меня телефон из рук и ещё раз просмотрел запись. А я прильнула к нему, и с любопытством ждала указаний мэтра.
– Ты должна появиться в кадре, как фурия после секса, – с вдохновением стал учить меня Джонни. – И обязательно обнажённой. Что это за ужасный халат на тебе? – фыркнул Джонни, осмотрев мой наряд.
Он начал ходить по комнате кругами.
– Только представь себе: ты сладко спала после долгой ночи любви. Услышала пугающий выстрел, и прибежала в кабинет, в чём мать родила. Голая и убитая горем ты подходишь к Гарольду...
– Меня миллион раз видели голой. Ты думаешь, кому-то интересно будет смотреть на мои сиськи? – оборвала я игру.
– Да, Софи! Твои сиськи великолепны! Особенно если они будут в крови. Ты должна прижать к себе Гарольда, как убитая горем мать, и зарыдать. А потом, повернуться к камере, обхватить себя окровавленными руками, запрокинув голову назад, и символизировать скорбь и одиночество. Отчаянно завыть. Схватить телефон, чтобы окровавленная рука заслонила весь экран, и швырнуть его о стену. Вот это будет шикарный дубль! – с восхищением произнес он.