Меня уже заметили, но поздно. Бомбардир поспешно сбрасывает за борт очередную бомбу и хватается за пулемёт, глаза за стёклами бликующих на солнце очков не разглядеть, но широко разинутый в крике рот с пятидесяти метров виден хорошо. Как и то, что короткая очередь обрывает и его крик, и жизнь его пилота, прервав полёт самолёта. Вторая очередь достаётся уже ведущему звена, а вот левый ведомый почти уходит из-под обстрела резко дав газ и круто задирая нос самолёта. Был бы двигатель «Оспрея» помощнее, может быть и ушёл бы, но так обязательно заглохнет и свалится. Короткая очередь задевает только стрелка и мой «Фиат» проскакивает мимо. Доворачивать по курсу для более точной стрельбы крайне опасно, можно и столкнуться, при расхождении между нами остаётся не более двадцати метров. На прощание салютую обернувшемуся пилоту рукой, показывая жест «пистолет» и как бы намекая, что сейчас встретимся вновь. Но ухожу на «горку» и осматриваюсь.
А мой-то командир разбушевался не на шутку и «вошёл во вкус», пытаясь «расковырять» уже следующее звено, впрочем, «звеньев» как таковых уже нет. Внизу настоящая «собачья свалка» и «не наши собаки» поджав хвост пытаются смыться с этой «негостеприимной помойки». Но в пылу атаки Порфёненко не замечает, что к нему снизу приближаются сразу все три боливийских истребителя, ну, так на этот случай у него ведомый есть! Даю газ до упора и разогнавшись с «горки» догоняю ближайший «Хаук». Опять короткая очередь в упор и очередной ротозей спешит на встречу с землёй. Два его товарища резко раздумывают атаковать моего ведущего и уходят на разворот оставив ему на съедение свои бомбардировщики. Ну, господа… это не спортивно! Да и не уйти вам от меня. Я выше, скорость больше, а вы пока ещё развернётесь? Пилот второго истребителя видимо это хорошо понимает или оказывается более опытным и хладнокровным. Он разворачивается ко мне и идёт в лобовую атаку. Стрелять начинаем одновременно метров с трёхсот, но видимо ему пристрелку «ключница делала». Встречная скорость у нас запредельная и моя очередь с двух пулемётов разбирает двигатель «Хаука» и его крылья на запчасти, а самого отправляет в последнее печальное путешествие «в края вечной охоты».
Шумно выдыхаю воздух. Чёрт, даже не заметил, когда дыхание затаил. Нафиг мне такие «эксперименты»? Случайная пуля… и «пишите письма». Иду на «горку» и осматриваюсь. Дальняя группа самолётов в полном составе улепётывает домой. От нашей «группы товарищей с полосатыми хвостами» осталось только шесть самолётов, и они на полном ходу тоже чешут домой, но как-то медленно и лениво, видимо мой командир их подгоняет недостаточно усердно. Спешу ему на помощь и пристраиваюсь рядом. Поливаю улетающую группу с двух пулемётов, но вдруг правый замолкает, дёргаю рычаг перезарядки и никакого эффекта. Блин! Патроны кончились. Оглядываюсь на Порфёненко и вижу, что он тоже не стреляет. Увидев мой взгляд, командир одобрительно улыбается и показывает, что пора поворачивать назад. Действительно пора, бензина осталось на донышке, а ещё надо найти куда садится.
Из шести «беглецов» ушли только двое. Ещё четверых мы всё-таки ссадили. Два «Бреге-19» загорелись почти сразу, ещё из одного «Оспрея» пилот и стрелок выпрыгнули, покинув не горящий, но видимо повреждённый самолёт и последний «Оспрей» тоже дымил, но летел довольно долго. Из него выпрыгнул только один пилот. Видимо стрелок был убит или ранен, отчего пилот и тянул до последнего, надеясь оторваться от нас и посадить подбитую машину. Садимся на небольшую площадку рядом с разбитым аэродромом и первым делом осматриваю «Фиат». Плоскости и капот без повреждений, но вот в киль руля направления «прилетело» прилично, а я даже ничего и не почувствовал. Интересно, это когда, неужели во время «лобовой»? В груди похолодело и сердце ёкнуло, пройди пуля на тридцать сантиметров ниже, и она досталась бы уже мне. Да… Лобовые атаки надо исключать из перечня боевого применения, слишком опасно. Но ко мне уже спешит мой «командир» и вскоре попадаю в его крепкие объятья.
— Мишка! Ты видел? Я сбил семь самолётов! Семь! Я теперь АС! — из бывшего поручика так и брызжет восторг и эйфория. Да уж… сбылась «хрустальная мечта детства» ©. Нашёл же чему радоваться. Вот тому что в бою жив остался, этому и я рад, вот этому стоит радоваться. А звания, статусы? Это всё проходящее, но Владимира Николаевича поздравляю от души. Он это заслужил, отчаянный человек! Пусть порадуется. Мой командир вдруг отстраняется от меня и вытягивается в струнку. Оборачиваюсь и тоже непроизвольно принимаю строевую стойку. К нам подходит небольшая группа офицеров, одетая в полевую форму Парагвая.