Я наконец чувствовала себя готовой к приключению, в которое случайно попала. Я взяла Шамана за просто так, я докажу Освальду, что тоже могу быть опасной…
…и я надеялась, что обойдется без скандала и я не обрушу Сеньке продажи. Очень надеялась.
Глава 15. Незнакомка из ада
— Сидел когда-нибудь в серотониновой яме?
— Серотониновой яме?
— Ну, когда вечером отлично погулял, шот за шотом, и так штук десять, а до того еще пиво, а после приятный чувак налил тебе самогонки, и следующее воспоминание как тебе держат волосы и укладывают спать. А наутро просыпаешься — и жить не хочется.
— Ага, похмелье.
— Не обобщай. Я конкретно про ту часть похмелья, которая ощущается, будто вся радость жизни осталась во вчера, а тебе теперь за это остаток жизни расплачиваться. Голове достается головная боль, желудку — тоже боль, но и по менталочке алкоголь бьет — и она болит. Типа как наказание: а теперь посиди-ка в яме пару дней и подумай, а нужны ли тебе вообще гулянки или пора как-то организовать свою жизнь.
— Понял. Нет, не сидел. Я на антидепрессантах сижу. Или-или, на антидепрессантах пить нельзя. Печень отвалится. Или почки. Что-нибудь… А так ничего не отваливается. Разве что социальная жизнь.
— И правда, не сидел. Ты там поселился, получается.
— …пожалуй. Ну да, логично. Тут же как выходит? Если постоянно думать, как организовать свою жизнь идеально и чересчур перестараться, ты сам не замечаешь, как в эту яму заселяешься без права выхода.
— Бедняга.
— Ты тоже пить бросай, а то вместе сидеть будем.
— Мы уже сидим в этой жестянке.
— Мы же согласились.
— Когда это?
— Тебя бот-антинасилие что спросил? Согласна ли ты сидеть здесь со мной. Точно помню. Я сказал, согласен. И ты: «согласна».
— Он бы стопанул катер и оставил бы нас ждать копов. И не факт, что у него файл вызова на копью станцию прошел бы, а не в спам улетел, катер же доисторический. Помирать с тобой посреди космоса я точно не согласна.
— И все равно. Слово не воробей… А серотонин не спрашивает, знаешь. Не шути с серотонином. Не пугай… мой тебе совет — не лезь ты в эти ямы. А то серотонин просто однажды берет и уходит от тебя по крышам, засовывая под одеяло куклу, свернутую из ненависти к себе — чтобы ты не сразу заметил.
— Разве кукла там не всегда лежит?
— Начинает складываться ощущение, что ты говоришь о серотониновых ямах с серотонинового дна. Порекомендовать тебе терапевта?
— Не, я привыкла. Эта кукла меня злит, я ору на нее и становлюсь сильнее.
— Ты на всех орешь.
— Кто виноват, что это всегда работает?..
Есть на свете такое выражение: «Ад — это другие».
Никогда его не понимала. Другие… Они другие. Причем здесь ад? Если немножко напрячься, с каждым можно найти что-то общее. С каждым можно подружиться.
Но в тот день, когда я возвращалась в мотель, подволакивая вывихнутую во время побега ногу, когда чувствовала, как где-то там, совсем рядом, в паре кварталов этого дурацкого бесконечного города-космопорта топает неутомимо киборг, который вовсе не хочет меня убить; нет, лишь взять живой. Когда осознавала с удивительной какой-то, хрустальной совершенно ясностью, звенящей в голове тонкой натянутой стрункой, коснись — лопнет, оставит пустоту и свет…
Истину.
Истина такая: мой ад — это я сама.
Наверное, в космосе есть два вида разумных существ, и человечество можно тоже поделить на два лагеря. Идеальная такая дихотомия. Уроборос кусает себя за хвост и все никак не может подохнуть.
Люди, для которых ад — это другие.
Люди, которые сами себе ад.
Возможно, то общее, что я находила с людьми и нелюдьми — это всего лишь отражение в чужих глазах и умах того ада, который я ношу с собой.
Возможно, я вижу в них лишь отражения себя — и лишь себе помогаю. Лишь о себе беспокоюсь.
У того киборга…
У того киборга, преследовавшего меня, у него была татуировка змеи. Обвивалась вокруг правой руки. Я залипала на нее еще когда думала, что он виолончелист.
Ему сделали красивые руки.
Его змея кусает себя за хвост? Я не успела разглядеть.
Мгновение — и я думала о руках, которые меня поймают. А потом вдруг поняла, что и эти руки — всего лишь повод отвлечься.