– И как вам тут живется? – спросил у Старика Коппера смертельно усталый, но переполненный огромным любопытством Грэг.
– Не жалуемся. Работа у нас есть, задержек провизии почти не бывает. И места для сна нам тоже вполне достаточно… ну, более-менее. С тобой-то теперь придется потесниться. Но это ничего. Ведь мы ж с тобой – почти однофамильцы! – забавно подмигнул Грэгу исполненный оптимизма Старик.
Где-то за тонкой перегородкой раздался чей-то глухой, надрывный кашель. Как будто кто-то пытался сдержать его, зажав в зубах подушку.
– Ну да… а как вы, всё же, развлекаетесь?
Грэг с сожалением вспомнил свой тёплый, уютный, заполненный сверхсовременной электроникой дом, ещё вчера такой реальный, теперь же превратившийся в пустые воспоминания. Он спомнил потешного робота-уборщика, довольно неуклюже перемещавшегося по светлой, просторной гостиной. Он вспомнил удобную систему «разумного» освещения и свой огромный игровой планшет…
– Разве… что? – переспросил Старик. – Разве каемся? Нам не в чем каяться, ведь мы не делаем ничего такого, чего не советует Наставитель. – Старик явно неправильно понял заданный ему вопрос.
– Да нет же! Развлекаетесь, ну, отдыхаете там, веселитесь? Ну, игры там, музыка, танцы, кино?
– Чего-то я перестаю тебя понимать, сынок. Какое такое кино?
– Ну, как… такое, на экране.
– А-а-а, на экране! Так Наставителя мы на экране видим каждый день! Когда идем на работу. И когда с работы – тоже! Такой приятный человек. И очень мудрый. Сегодня он пообещал, что к двадцать пятому году мы сможем смотреть его проповеди даже в обеденный перерыв.
– Какому году?
– Да. Точно так. Он так и сказал: «Двадцать пятый». Эх, вот бы поскорее!
– Да что же это за год такой? У нас сейчас, мне помнится… э-э-э…нет, погоди! Но почему же двадцать пятый?.. – Грэг уже почти совсем перестал замечать, что окончательно перенял их акцент и разговаривает теперь точь-в-точь как приютившие его люди.
– А то какой? Прогресс не остановишь! Сейчас у нас идет двадцать третий. Так стало быть… э-э-э… через два? Ну да, всего через два года на Фабрике будут экраны в столовой! Прогресс, сынок! – старик заулыбался при тусклом отблеске потайной лампы, довольный произведенным эффектом.
– Но от чего же вы отсчитываете их, эти ваши годы? – действительно ошеломленный, продолжил расспрашивать Хоппер.
– Известно, от чего! От восхождения. Вот как взошел на пост наш этот Наставитель – так и считаем. Двадцать третий нынче, уж это точно.
– А раньше-то какой был год? Ну, скажем, двадцать четыре года назад?
– Не помню. Хмм… ну, верно, сколько пробыл на посту наш прежний Наставитель, такой и год был. Не иначе.
– А сколько их всего-то было, этих наставителей? За все-то время?
Всё новое, услышанное Хоппером, казалось ему очень глупым, но отчего-то жутко интересным.
– Чудак ты человек! Да кто же их считать-то станет? Один он на посту, для нас того и хватит.
– Ну, там… историки? Они же все, пожалуй, пишут…
– Кто?..
– Историки, ученые. Историю пишут, или изучают, или что они там ещё делают… – Грэг чувствовал, что он теряет почву под ногами, и разговор заходит куда-то не туда.
Ли с удивлением прислушивалась к нелепому разговору Хоппера с её престарелым отцом: ей было очень интересно узнать, откуда Грэг такой явился – наивный, глупый и очень, очень странный. Но раздражённый Старик внезапно оборвал диалог:
– Ты вот что, парень. Кончай уже болтать, ведь нам с рассветом нужно будет подниматься. Пойдем с тобой на фабрику, получишь номерок. А с номером, гляди, не пропадешь: с ним ты в столовой поесть сможешь, да и на ужин выдадут какой-никакой продуктовый набор! – Старик мечтательно сглотнул, и Грэгу стало очень неловко при мысли, что у него в комбинезоне по-прежнему спрятаны целых три пакетика сухого пайка – огромное, должно быть, богатство для этих несчастных, но, в то же время, таких необъяснимо счастливых и оптимистичных людей.
– Спокойной ночи, Старик. Спокойной ночи, Ли!